ГЛАВА 5.
ЗАВЕРШЕНИЕ ЭПОХИ ВИКИНГОВ

5.1. ЕЛИЗАВЕТА ЯРОСЛАВНА НОРВЕЖСКАЯ

    Дочь русского князя Ярослава Мудрого Елизавета известна только по исландским сагам, где она носит имя Эллисив (Ellisif) или Элисабет (Elisabeth). В целом ряде королевских саг первой половины XIII в. (в "Гнилой коже", "Красивой коже", "Круге земном", "Саге о Кнютлингах"), а также (без упоминания имени невесты) в "Деяниях епископов гамбургской церкви" Адама Бременского содержатся сведения о браке Елизаветы и Харальда Сурового Правителя (норвежского конунга с 1046 по 1066 г.). История женитьбы Харальда и Елизаветы, как она описывается сагами, весьма романтична. Через год после битвы при Стикластадире (1030 г.), в которой погиб знаменитый норвежский конунг Олав Харальдссон, его сводный (по матери) брат Харальд Сигурдарсон отправился, как сообщает Снорри Стурлусон в "Круге земном",

    "на восток в Гардарики к конунгу Ярицлейву", т.е. на Русь к князю Ярославу Мудрому. Снорри далее рассказывает, что "конунг Ярицлейв хорошо принял Харальда и его людей. Сделался тогда Харальд хёвдингом над людьми конунга, охранявшими страну... Харальд оставался в Гардарики несколько зим и ездил по всему Аустрвегу. Затем отправился он в путь в Грикланд, и было у него много войска. Держал он тогда путь в Миклагард". (Круг земной. С.402-403).

    Причина отъезда Харальда объясняется в "Гнилой коже" и в восходящей к ней "Саге о Харальде Сигурдарсоне Суровом Правителе" по рукописи XIV в. "Хульда". Здесь рассказывается о том, что "Харальд ездил по всему Аустрвегу и совершил много подвигов, и за это конунг его высоко ценил. У конунга Ярицлейва и княгини Ингигерд была дочь, которую звали Элисабет, норманны называют ее Эллисив. Харальд завел разговор с конунгом, не захочет ли тот отдать ему девушку в жены, говоря, что он известен родичами своими и предками, а также отчасти и своим поведением". Ярослав сказал, что "не может отдать дочь чужеземцу, у которого нет государства для управления" и который недостаточно богат для выкупа невесты, но не отверг его предложения и обещал "сохранить ему почет до удобного времени". Именно после этого разговора Харальд отправился в Константинополь и провел там несколько лет на службе у византийского императора.

    Вернувшись на Русь, Харальд забрал то золото, которое он посылал из Миклагарда на хранение к Ярицлейву. Кроме того, во всех сводах сообщается, что в ту зиму "Ярицлейв отдал Харальду в жены свою дочь". Слова саги подтверждаются ссылкой на 4-ю строфу "Драпы Стува" (ок. 1067 г.) исландского скальда Стува Слепого: "Воинственный конунг Эгда взял себе ту жену, какую он хотел. Ему выпало много золота и дочь конунга". Ни имени конунга, ни имени его молодой жены, ни "восточных" топонимов в висе нет. Однако из "Пряди о Стуве" известно, что он был дружинником конунга Харальда Сигурдарсона, так что именно Харальд, вероятно, скрывается под кеннингом "воинственный конунг Эгда" О золоте, которое "выпало" Харальду, рассказывают и другие скальды, например, Тьодольв Арнарсон и Вальгард из Веллы. О том же браке сообщает и Адам Бременский: "Харольд, вернувшись из Греции, взял в жены дочь короля Руции Герцлефа" (Adam, lib. III, cap. 13, schol. 62).

    Весной, сообщают саги со ссылкой на скальда Вальгарда из Веллы, Харальд отправился из Хольмгарда через Альдейгьюборг в Швецию. В исландских анналах читаем: "1044. Харальд [Сигурдарсон] прибыл в Швецию" (IA, I - 17, III - 58, IV - 108, VIII - 317). На этом основании можно сделать вывод, что брачный союз Харальда и Елизаветы был заключен зимой 1043/44 г.

    Ни один источник, рассказывая об отъезде Харальда с Руси, не говорит о том, что Елизавета уехала вместе с ним. Правда, вывод, что Елизавета приехала в Норвегию, можно сделать, поскольку в "Гнилой коже", "Красивой коже", "Круге земном" и "Хульде" упомянуты две их дочери (Мария и Ингигерд, не известные, как и Елизавета, русским источникам), но нигде не говорится, что они были близнецами. В противном случае у Харальда и Елизаветы, проведших вместе, согласно сагам, одну весну между свадьбой и отплытием Харальда, могла бы быть лишь одна дочь. Подтверждается это и последующим известием саг, что по прошествии многих лет, покидая Норвегию, Харальд взял с собой Елизавету, Марию и Ингигерд. Елизавету и дочерей, согласно "Кругу земному" и "Хульде", Харальд оставил на Оркнейских островах, а сам поплыл в Англию. В "тот же день и тот же час". когда в Англии погиб конунг Харальд, говорят саги, на Оркнейских островах умерла его дочь Мария. Елизавета и Ингигерд, перезимовав там, отправились весной с запада (Msk. 282; Fask. 278, 290; Hkr. III, 178-179, 197; Fms. VI, 404-405, 427-428). С этого момента Елизавета больше в сагах не упоминается.

    Широко распространено убеждение, что после гибели Харальда Елизавета Ярославна вышла замуж за датского короля Свена Эстридссена. Однако датский исследователь Дж. Линд (см. также: Назренко А.В. О династических связях сыновей Ярослава Мудрого // Отечественная история. 1994. № 4-5. С. 187) развенчал это заблуждение, основанное на неверном толковании известия Адама Бременского (Adam, lib. III, cap. 53, 54, schol. 84, 85).

5.2. ПОСЛЕДНИЙ ВИКИНГСКИЙ ПОХОД В ВОСТОЧНУЮ ЕВРОПУ

    Среди многочисленных военных и торговых походов викингов в Восточную Европу скандинавским источникам наиболее известен поход конца 30-х - начала 40-х годов XI в., предпринятый шведами под предводительством хёвдинга по имени Ингвар. Он закончился трагически, и большая часть его участников погибла. Это последнее по времени упомянутое в сагах военное предприятие викингов в Восточной Европе.

    Сведения о походе Ингвара содержатся в трех видах источников. В рунических надписях, числом ок. 30, упоминаются погибшие в походе Ингвара воины и корабельщики (см. Рунические надписи. Passim). Все стелы расположены по берегам оз. Меларен, откуда, очевидно, и отправилась экспедиция Ингвара. Датировка памятников - середина XI в. - уточнена быть не может.

    Наиболее подробный источник сведений о походе - "Сага об Ингваре Путешественнике", которая относится к группе викингских саг и сохранилась в трех поздних рукописях: древнейшая датируется второй половиной XIV в. Однако сама сага, очевидно, сложилась значительно раньше. Предполагается, что она была первоначально написана на латинском языке во второй половине XII в., возможно, монахом Оддом Сноррасоном (ум. в 1200 г.), автором "Саги об Олаве Трюггвасоне", а затем переведена на древнеисландский язык. Основанная на рассказах оставшихся в живых участников похода (Гарда-Кетиля и др., о чем говорится в самой саге), она состоит из трех частей: изложения происхождения и юношества Ингвара, описания "восточного" похода Ингвара и рассказа об аналогичном походе его сына Свейна, дублирующего вторую часть, но с некоторыми добавлениями. Повествование об Ингваре насыщено сказочно-фантастическими мотивами и персонажами: драконами, великанами, чудовищами, с которыми сражаются в пути воины Ингвара. Эти мотивы вплетаются в повествование о походе и придают рассказу своеобразную форму; но в то же время сохраняются многие детали и подробности, которые, не будучи мотивированы в рамках фольклорных мотивов, могут восходить к непосредственным воспоминаниям участников похода.

    Наконец, смерть Ингвара отмечается двумя из исландских анналов под 1041 г. В "Королевских анналах" (статьи о событиях XI в. внесены не ранее 1306 г.) записи о смерти Ингвара (на исландском языке) предшествует сообщение: "Убийство аббата Ательстана" (на латинском языке) (IA: IV-108). Очевидно, что в статье 1041 г. использованы два разных источника, второй из которых был местным. В "Анналах лагмана" (первая тетрадь, видимо, написана ок. 1362 г.) статья 1041 г. также имеет вторую запись: "Магнус Добрый стал владеть Данией" (IA: VII-250). Датировка интронизации Магнуса в Дании явно неверна: это событие произошло после смерти датского и английского короля Хардакнута в 1042 г.

    В последние два десятилетия поход Ингвара, точнее маршрут, по которому он следовал, оказался в центре внимания ряда российских и шведских исследователей. Большинство из них, не занимаясь анализом источников, в первую очередь "Саги об Ингваре", а подчас и не используя их в совокупности, склонно отождествить, его отряд с рузами, упоминаемыми в грузинских источниках в связи с событиями 1030-1040-х годов на Кавказе. Поэтому предполагается, что Ингвар спустился из Новгорода по Волге в Каспийское море, высадился на северокавказском побережье и совершил переход вверх по рекам в глубь Кавказского хребта. Сама по себе возможность преодоления Кавказских гор с этой стороны представляется маловероятной. Но гипотеза эта, кроме того, игнорирует и данные саги, которые, несмотря на фольклорные мотивы, требуют специального исследования.

    Возмужав, Ингвар собирает отряд и от своего родича шведского короля Олава Шётконунга (умер, вероятно, в 1021 г) 30 оснащенных кораблей, на которых отправляется на восток в Гардарики (на Русь) и, в соответствии со стереотипом (см. выше 3.2), принимается Ярицлейвом "с великой честью". Ингвар проводит на Руси три года, и "ездит по всему Восточному государству". Узнав, что "три реки текут по Гардарики на восток, и самая большая та, которая находится посередине", он расспрашивает всех, куда течет эта река, и, не получив ответа, намеревается "выяснить, насколько длинна эта река" (Y.s. 12).

    Цель, приписываемая Ингвару автором саги, совершенно необычна для мотивировки похода викинга и не имеет параллелей в сагах. Рунические надписи определяют ее иначе и значительно прозаичнее: "Они отважно уехали далеко за золотом и на востоке кормили орлов" (Рунические надписи. № 32), т.е., как и других викингов, Ингвара привлекала на востоке возможность обогатиться. Вторая часть надписи указывает на многочисленные сражения, в которых участвовал его отряд. Очевидно, автор саги руководствовался какими-то особыми соображениями, предлагая крайне необычную цель похода Ингвара.

    Далее Ингвар собирается в поход по этой "самой большой реке", протекающей по Гардарики. В повествовании о сборах в поход обнаруживаются чрезвычайно интересные подробности.

    "Тогда Ингвар снарядился в путь из Гардарики и намеревался выяснить, насколько длинна эта река. Он попросил епископа освятить секиры и кремни. Называют четырех человек, поехавших с Ингваром: Хьяльмвиги и Соти, Кетиль, которого звали Гарда-Кетиль, он был исландец, и Вальдимар" (Y.s. 12).

    При анализе рассказа о походе Ингвара неоходимо обратить особое внимание на незначительные и, казалось бы, случайные детали, не имеющие сюжетообразующего значения. Первая - освящение епископом секир и кремней участников похода. Какое-либо участие епископа в подготовке похода викинга - вещь крайне необычная, ни разу не отмечаемая сагами. Это и естественно, потому что далеко не все викинги в начале XI в. были христианами. В XII же и XIII вв. благословение войска епископом перед экспедицией и даже участие епископа в самом походе было нормальным только в тех случаях, когда поход проходил под знаком крестоносного движения и направлялся в Восточную Прибалтику против языческих народов. Таким образом, либо автор саги переосмысливает поход Ингвара как поход против язычников, либо упоминание епископа - реалия, восходящая к рассказам о событии и чрезвычайно важная для понимания характера похода. Первое предположение вряд ли подтверждается дальнейшим повествованием: хотя Ингвар встречается со многими языческими народами, но войну против них не ведет и попыток обращения их в христианство не предпринимает. Если же здесь сохранилось воспоминание о реальном событии: благословении епископом участников похода и освящении их оружия, это может означать только то, что поход Ингвара был не частным, а официальным государственным предприятием.

    Вторая такая деталь - имя Вальдимар в числе названных участников похода. Сага, как представляется, донесла имена реальных участников похода: по крайней мере одного из них, Кетиля, мы, вероятно, знаем по "Пряди об Эймунде", действие которой происходит примерно на 20 лет раньше. Вместе с Эймундом Кетиль находился на Руси и потом вернулся в Исландию. Спутник Ингвара, также Кетиль, имеет прозвище, означающее, что он ранее бывал на Руси, а потому есть основание отождествить обоих воинов. Имена же Соти и Хьяльмвиги являются распространенными скандинавскими именами. Лишь древнерусское по происхождению имя Вальдимар выпадает из этого ряда. Совершенно очевидно, что такое имя может носить только русский: имя Владимир было заимствовано в Дании лишь в середине XII в. и использовалось только в королевской семье. Отсюда следует, что из участников похода - причем, видимо, из числа наиболее известных, почему его имя и запомнилось, - оказывается русский по имени Владимир. Его имя вряд ли могло быть вставлено автором саги, поскольку оно не несет специальной смысловой нагрузки.

    Сочетание двух моментов - официального характера похода и участия в нем русского по имени Владимир - заставляет обратиться к известиям о древнерусских военных экспедициях середины XI в. И действительно, в 1043 г. состоялось нападение русского войска на Константинополь закончившееся гибелью значительной части воинов и пленением других (см. подробно: часть II, гл. 4.4). Это была государственная акция, предпринятая великим князем Ярославом Мудрым в связи с препятствиями в торговле, чинимыми византийскими властями (насколько можно понять сообщения византийских источников). Возглавил русское войско сын Ярослава новгородский князь Владимир. Надо отметить, что в связи с этим походом в летописях в последний раз упоминаются варяги-наемники, которые составили часть русского войска21. Если предположить, что Ингвар со своим отрядом отправился не выяснять, куда течет самая большая река Гардарики, - подобная мотивировка, скорее всего, принадлежит автору саги, - а принял участие в константинопольском походе Владимира Ярославича, то и участие епископа в отправлении войска, и имя Владимира находят естественное объяснение. Главенствующая роль Ингвара в саге вполне понятна с точки зрения автора: с одной стороны, Ингвар мог оставаться предводителем варяжского отряда, с другой - изображение его предводителем диктовалось стремлением создать стереотипный образ конунга на Руси (см. выше 3.1).

    21 В исторической литературе сложилось мнение, что варяжский отряд в войске Владимира возглавлял Харальд Суровый Правитель, незадолго до того вернувшийся из Византии на Русь. Однако никаких подтверждений тому в источниках найти не удается, и Харальд вовлекается в этот контекст только потому, что именно он примерно в те же годы находился на Руси.

    Между тем сага содержит и некоторые другие подробности, которые могут свидетельствовать в пользу нашего предположения. Одна из них - красочное описание "греческого огня", специального устройства, устанавливаемого византийцами на кораблях, для метания горючей смеси, которая поджигала корабли противника:

    "...они увидели пять шевелящихся островов и поплыли к ним. Ингвар велел своим людям вооружиться... Вдруг один из островов подплыл к ним и начал забрасывать их градом камней; а они укрылись и стали стрелять. Но когда викинги (нападавшие на Ингвара. - Авт.) обнаружили, что им не уступают, принялись они раздувать огонь горном в разожженной печи, и было от этого много шума. Также там стояла медная труба, и из нее вылетало большое пламя на один из кораблей. Через некоторое время он загорелся, так что все превратилось в золу" (Y.s. 21).

    "Греческий огонь" играл большую роль в морских победах византийцев и производил ошеломляющее впечатление на противника. Именно с помощью этого оружия было разгромлено войско князя Игоря в 941 г. Не раз встречались с ним и скандинавские наемники. Его описание в "Саге об Ингваре" - кстати, единственное в древнескандинавской литературе - основано, по всей вероятности, на впечатлениях очевидца. Однако трудно сказать, был ли очевидец участником похода Ингвара или какого-либо иного столкновения с византийцами. Данный эпизод не является сюжетообразующим, поэтому он мог быть легко включен в повествование на любом этапе его развития. Тем не менее присутствие в саге описания специфически византийской реалии вполне уместно, если речь действительно идет о походе на Византию. Более того, если описание восходит к рассказам участников данного похода, то оно исконно присутствовало в устных рассказах о нем. Если же оно было заимствовано автором саги из каких-то других источников и включено им в повествование, то вероятно, что автор связывал поездку Ингвара с Византией, отчего и внес в текст византийскую реалию.

    Особую проблему составляет маршрут пути Ингвара. "Самая большая река" Руси, занимающая срединное положение между двумя другими реками, - характеристика субъективная, которая может относиться к ряду рек, текущих в южном направлении (см. выше 1.1). Названные в саге реки, по которым плыл Ингвар, и города, в которых он останавливался, по преимуществу вымышлены, а упоминание Красного моря как места впадения "самой большой реки", не имеет географического смысла, поскольку Красным морем в географической литературе называлась южная часть окружающего мир океана. Принципиально важным, вероятно, является не определение этой реки, а упоминание в заключительной части рассказа о возвращении викингов домой после смерти Ингвара:

    "И после того как они проплыли некоторое время, [возникло] несогласие о том, каким путем плыть, и они разделились, потому что ни один не хотел следовать за другим. Кетиль знал правильное направление и пришел в Гарды (на Русь. - Авт.), а Вальдимар с одним кораблем достиг Миклагарда" (Y.s. 30-31).

    Возможность попасть на корабле в Константинополь из заключительного пункта поездки уже сама по себе говорит о том, что отряд Ингвара - вне зависимости от цели поездки - достиг черноморского, а не каспийского бассейна. Трудно представить себе переход викингов с кораблями через Кавказские горы. Показательно и уже прямое упоминание о поездке Вальдимара в Константинополь, пускай и в ином, трансформированном контексте.

    Единственным откровенным противоречием предложенному отождествлению дружины Ингвара и варягов Владимира Ярославича является расхождение в датах смерти Ингвара и похода на Константинополь. Записи анналов о смерти Ингвара восходят к какому-то источнику на древнеисландском языке - очевидно, к "Саге об Ингваре". И действительно, автор саги - в отличие от большинства других составителей саг - приводит дату смерти своего героя, причем в двух системах летосчисления: местной, по годам правления знаменитых конунгов, и общехристианской, от Рождества Христова.

     "В то время, когда Ингвар умер, прошел от Рождества Христова 1041 год, и было ему 25 лет, когда он умер. Это было спустя девять лет после смерти конунга Олава Святого Харальдссона" (Y.s. 30).

    Фактически здесь предлагается несколько различных дат. Очевидно, что анналы, также ведущие счет лет от Рождества Христова, заимствовали первую дату - 1041 г. Однако "Анналы лагмана" поставили вместе со смертью Ингвара, как указывалось выше, событие, которое датируется 1042 или 1043 гг. Что же касается второй даты, определяемой как "девять лет после смерти Олава Харальдссона", то она не соответствует первой, поскольку Олав Харальдссон умер в 1030 г. Если исходить из этого указания, то Ингвар должен был погибнуть в 1039 г. Наконец, если исходить из сообщения, что Ингвар умер 25 лет от роду, то он не мог выполнять поручения Олава Шётконунга в Земгалии, о поездке куда подробно рассказывается в первой части саги, и не мог получить от него корабли: Олав умер, вероятно, в 1021 г., когда Ингвару было не более 6-7 лет. Таким образом, датировку похода, которая основывается исключительно на приводимой дате смерти Ингвара, нельзя считать установленной, и она может колебаться по меньшей мере на несколько лет.

    Вряд ли удастся когда-либо найти бесспорные доказательства участия Ингвара в походе Владимира Ярославича или, наоборот, самостоятельности его путешествия. Однако, как кажется, непосредственно не связанные с сюжетом детали, случайные упоминания, необъяснимое иначе появление в саге имени Владимир указывают на большую вероятность того, что именно Ингвар с его отрядом был последним варягом в русском войске.

5.3. АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ В ИСЛАНДСКОЙ САГЕ

    К числу источников, содержащих сведения об Александре Ярославиче, относится исландская "Сага о Хаконе Хаконарсоне", написанная Стурлой Тордарсоном в 1264-1265 гг. и носящая, по мнению исследователей, вполне документальный характер. В саге рассказывается, что в Тронхейм к конунгу Хакону Старому "прибыли с востока из Гардарики послы конунга Александра из Хольмгарда". Это событие принято датировать 1251/52 г. Переговоры были связаны с нападениями норвежских сборщиков дани в Финнмарке на карел, являвшихся данниками Древнерусского государства. Послам было "также поручено, чтобы они повидали госпожу Кристин, дочь конунга Хакона, так как конунг Хольмгарда так повелел им, чтобы они спросили конунга Хакона, не отдаст ли он ту госпожу сыну конунга Александра". Сватовство, однако, продолжения не имело.

    В.Т.Пашуто видит в этом сватовстве не только "желание русской дипломатии укрепить пограничные отношения", но также стремление Александра Невского "установить русско-норвежский союз в противовес союзу шведско-норвежскому", закрепленному подписанием в 1250 г. вечного мира между Швецией и Норвегией и бракосочетанием в 1251 г. дочери шведского правителя ярла Биргера Рикисы и Хакона, сына Хакона Старого. Действительно, если исходить из того, что князь Александр Ярославич проводил активную внешнюю политику, то в описанном сагой сватовстве можно усмотреть один из шагов князя на пути к укреплению (среди прочего, и путем династических браков) русских границ с владениями Швеции, Дании и Норвегии, что обеспечивало бы безопасность Новгородской Руси на северо-западе.

    Причин, по которым брак все же не был заключен, выдвигается в литературе три. Одну из них формулирует сага ("Пришли татары на государство конунга Хольмгарда, и по этой причине больше не занимались тем сватовством, которое велел начать конунг Хольмгарда"), и именно ее разделяет большинство исследователей. Другая причина вытекает из понимания сватовства как дипломатического акта по преимуществу: "Когда же оказалось, что соглашение (относительно карел. - Авт.) может быть проведено и может оказаться достаточно прочным и без династического брака, Александр под благовидным предлогом отказался от сложного и дорогостоящего сватовства" (И.П.Шаскольский). И наконец, последнюю причину (хотя и не отвечающую источнику) формулирует шведский историк XVIII в. Олоф Далин, исходя из своего понимания логики межгосударственных связей: "в деле, до бракосочетания касавшемся", учтивыми словами было русским послам отказано, поскольку Хакон не хотел выдавать дочь за данника монголов.

    По саге, русские послы прибыли в Норвегию (Тронхейм) зимой, в начале 1251 г. Они дождались весны и вместе с норвежским посольством отправились "в Бьёргюн и так еще восточной", т.е. через Берген, а значит вокруг Скандинавского полуострова, и далее Восточным путем через Балтийское море в Хольмгард (Новгород). Плавания из Норвегии начинались не ранее второй декады апреля. Путь протяженностью ок. 4 тыс. км мог занять, с учетом навигационных особенностей того времени, до трех месяцев. Сага говорит, что летом (и это соответствует расчетам) послы прибыли в Хольмгард, "и принял их конунг хорошо".

    Различные детали рассказа саги о русско-норвежских посольствах и переговорах не позволяют датировать их 1251 г. Этому противоречат показания русских источников, которые не знают такого существенного факта, как приход на русские земли татар в 1251 г. Далин дал иную дату интересующих нас событий - 1252 г. Сложно сказать, какими соображениями руководствовался при этом Далин. Но его поддержал Н.М.Карамзин, указавший, что именно в 1252 г. имело место вторжение татарских полков на Русь, о котором говорится в саге. Действительно, русские летописи упоминают о приходе в тот год на Русь из Орды так называемой Неврюевой рати, опустошившей ряд городов и областей. Отождествление с нею засвидетельствованного сагой факта появления татар во время пребывания посольства Хакона Старого в русских пределах и позволяет современным исследователям уверенно говорить о русско-норвежских контактах именно в 1252 г.

    Однако датировка переговоров Александра Невского с норвежским королем 1252 годом не может быть признана корректной. Неврюева рать опустошила владения братьев Александра Невского Андрея и Ярослава в Низовской (т.е. Суздальской) земле, но не владения самого Александра. Новгород в 1252 г. от татар не пострадал, в раннем новгородском летописании даже не было известия о Неврюевой рати. Переговоры о браке сына Александра, а им мог быть только Василий, родившийся самое раннее ок. 1 января 1240 г., также едва ли могли иметь место в 1252 г. Василий к моменту отправления русского посольства в Норвегию был еще несовершеннолетним и не имел собственного удела, его брак с 18-летней Кристин не приводил бы к созданию семьи.

    Единственным годом, события которого, описанные в русских источниках, находят соответствия в рассказе 271-й главы "Саги о Хаконе Хаконарсоне", является 1257. В тот год в княжества Северо-Восточной Руси пришли татары - сборщики налогов, и в Новгороде с тревогой ждали их появления. Василий в 1256 г. получил из рук отца новгородский стол, стал владетельным князем; в 1257 г. ему могло быть уже 16 лет. Поэтому сватовство к Кристин имело под собой реальную почву. Выясняется и причина расстройства сватовства русского княжича к нор вежской принцессе. При появлении татар Василий выступил против своего отца, бежал в Псков, и Александр Невский вынужден был силой вывести сына из Пскова, отправить в Суздальскую землю и жестоко покарать окружение княжича, "кто Василья на зло повелъ". Естественно, в таких обстоятельствах никакой речи о браке Василия и Кристин быть уже не могло.

    Отнесение указанных в "Саге о Хаконе Хаконарсоне" переговоров между Александром Невским и норвежским королем Хаконом к 1257 г. позволяет объяснить и причину военных столкновений, имевших место в Финнмарке. Их следует рассматривать как часть общих действий, предпринятых Швецией и ее союзниками против Новгорода в 1256 г. Как известно, новгородцы в ответ на происки своих западных соседей обратились за военной поддержкой к Александру Невскому. Узнав об этом, шведы, финны и фактический правитель датской Виронии Дитрих фон Кивель прекратили строительство крепости на реке Нарове. Александр же Невский зимой 1256/57 г. предпринял успешный поход на подчинявшуюся Швеции емь. Очевидно, параллельно с этим Невский послал дипломатическую миссию к норвежскому королю, чтобы нейтрализовать союзную со Швецией Норвегию. В принципе, миссия имела успех, военные действия в Финнмарке были прекращены, но сын русского князя и дочь норвежского короля так и не стали мужем и женой (подробнее см.: Джаксон Т.Н., Кучкин В.А. Год 1251, 1252 или 1257? (К датировке русско-норвежских переговоров) // Восточная Европа в древности и средневековье. М." 1998. С. 24-28).