Памяти
Владимира Терентьевича Пашуто,
Ученого и Учителя

ЗАРУБЕЖНЫЕ ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ РУСИ
КАК ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ

    Изучение тысячелетней предыстории и истории Древней Руси домонгольского времени зиждется на двух основных видах источников: древнерусских письменных памятниках и археологических материалах. Однако археологические материалы в силу их специфики могут рассказать нам о хозяйственном укладе общества, быте и культурных традициях, времени происхождения и характере поселений и т.п. Историческая интерпретация памятников материальной культуры позволяет делать некоторые выводы о социальной структуре общества, наконец, восстановить его международные связи (в основном торговые), но ни политическая, ни социальная история общества в полном объеме не могут быть воссозданы с помощью только археологии.

    Письменная же культура пришла на Русь довольно поздно — лишь в конце X в., и литературное творчество на Руси, насколько мы можем судить по сохранившимся памятникам, началось не ранее середины XI в. Первые опыты летописания (время создания, характер и содержание древнейших памятников остаются предметом дискуссий) дошли до нас в редакциях начала XII в., но в рукописях конца XIII — начала XV в. Богатые сведениями о событиях начиная со второй половины XI в., летописи все более скупо и фрагментарно освещают события по мере удаления в глубь веков. Более того, рассказывая об истории Руси X и предшествующих столетий, летописец не имел других источников, кроме византийских хроник и местных преданий, дошедших до него в устной передаче. Поэтому реконструкция политической истории Руси IX—X вв. — особенно важного времени в истории восточного славянства, поскольку именно в эти века зарождается и формируется Древнерусское государство, — ненадежна и спорна: ведь таковы сами источники, на которых она строится.

    Совершенно очевидно, что в этих условиях любая дополнительная информация о народах Восточной Европы, о восточных славянах и о Руси бесценна для историка. И крупицы, а нередко и целые пласты такой информации находим мы в сочинениях, созданных в странах, соседствовавших с восточноевропейским регионом и издавна обладавших письменностью и литературой.

    Греческие колонисты в Северном Причерноморье первыми пришли в соприкосновение с обитателями южнорусских степей. Позднее византийцы оказались лицом к лицу с переселявшимися на Балканский полуостров славянскими племенами. Еще несколько столетий спустя Византии начали угрожать набеги «северных варваров» — росов, и на дальних рубежах империи окрепло мощное государство. Как греков, так и византийцев не могло не интересовать, что происходит в чуждом и опасном для них варварском мире. И потому уже в древнейших письменных памятниках — поэмах Гомера — возникает образ Северного Причерноморья и населяющих его народов. Фантастические, окрашенные мифологическими представлениями предания постепенно сменяются достоверной информацией, объем которой неуклонно возрастает.

    По мере укрепления Древнерусского государства все большее число народов вступает с ним в разнообразные контакты, торговые, военные, политические, конфессиональные. И чем интенсивнее становились эти контакты, тем больше информации о Руси проникало на страницы хроник и анналов, писем и документов, географических сочинений и литературных произведений, тем шире был круг стран и народов, а соответственно и письменных традиций, в которых отражены сведения о Руси. В IX в. к античным и византийским источникам присоединяются арабская историко-географическая литература, а также ранние латиноязычные памятники из Восточно-Франкского королевства (позднее — Германии). С самого начала распространения письменности в Скандинавии, с XI в., восточноевропейские сюжеты и темы насыщают памятники древнескандинавской литературы. Наконец, с этого же времени сведения о Древней Руси и связях с ней распространяются по всей Европе и Ближнему Востоку и обнаруживаются в итальянских, английских, французских, армянских, грузинских и многих других источниках.

    Разнообразие, подчас уникальность и огромный объем информации о Восточной Европе и Руси в зарубежных памятниках письменности делает их ценнейшим источником по древнейшей истории нашей страны, многие страницы которой остались бы просто неизвестны, не прояви к ним интереса византийский монах или арабский путешественник.

    Так, в «Бертинских анналах», написанных в IX в. на территории современной Германии, под 839 годом впервые упоминается этноним рос (см. ниже, а также часть IV, гл. 1.1). Едва ли найдется труд по истории Древней Руси, автор которого не упомянул бы иностранные браки детей князя Ярослава Мудрого. Один из его сыновей, Изяслав, был женат на сестре польского князя Казимира I (ок. 1038—1058 гг.); другой, Всеволод,— на византийской принцессе, родственнице (дочери?) императора Константина IX Мономаха (1042-1055 гг.); три дочери, Елизавета, Анастасия (?) и Анна, были выданы замуж за королей: норвежского Харальда Сурового Правителя (1046-1066 гг.), венгерского Андрея I (1046-1060 гг.) и французского Генриха I (1031-1060 гг.) соответственно. Вероятно, и старший сын Ярослава (от первого брака) Илья был женат на сестре датского (с 1018/1019 г.) и английского (с 1016 г.) короля Кнута Великого (ум. в 1035 г.). В русле брачной политики Ярослава Мудрого находились и матримониальные связи через его сестер, одна из которых была выдана им замуж за польского короля Казимира I, а другая, возможно, за маркграфа Саксонской северной марки Бернхарда (см.: часть IV, гл. 4.3). Как видим, перечень выглядит весьма внушительно, но в древнерусских источниках есть сведения только о супруге Всеволода и родстве Ярослава с Казимиром. Древнерусский летописец часто знал намного больше, чем считал нужным или возможным сообщить, и нередко зарубежные источники раскрывают то, о чем он умолчал.

* * *

    Именно поэтому важность собирания, издания и исследования источников по истории Восточной Европы того времени, когда на ее просторах складывались основные этносы, когда возникали первые государства, когда проникало и распространялось христианство, была осознана историками еще на заре исторической науки в России, в XVII в.

    И Иннокентий Гизель в «Синопсисе» (издан в 1674 г.), и Андрей Лызлов в «Скифской истории» (завершена в 1692 г.) широко использовали свидетельства античных авторов о скифах, которых они отождествляли со славянами. Привлекались ими и некоторые свидетельства византийских писателей (их использование, собственно, началось в середине XI в., поскольку византийская историография послужила одним из важнейших источников русского летописания).

    Особое значение византийских источников для русской истории было по-настоящему оценено в начале XVIII в. Уже в 1715 г. в труде А.И. Манкиева («Ядро российской истории», опубликовано позже Г.Ф. Миллером) отмечалась важность привлечения зарубежных источников. В 1726 г. Академией наук был приглашен немецкий филолог и историк Г.З. Байер (G.S.Bayer; 1694—1738 гг.) со специальной целью собрать и исследовать античные и средневековые источники по русской истории. Хотя его занятия завершились публикацией только ряда статей, они заложили основы критического использования зарубежных источников в исторических целях. Со времени издания исторического труда В.Н. Татищева (1686-1750 гг.), опиравшегося наряду с древнерусскими на античные, византийские, западноевропейские, скандинавские памятники, комплексное привлечение разноязычных источников становится обычным для русских историков.

    Как первоочередная осознается задача сбора и издания зарубежных источников. В 1764 г. А.Л. Шлёцер (A.L. Schlozer; 1735—1809 гг.) представил в Академию наук записку «Обзор русских древностей в свете греческих материалов», в которой обосновал необходимость создания свода древнейших иностранных свидетельств по истории Руси для сравнения и проверки летописных данных. Результатом предложения Шлёцера была публикация выдержек из византийских источников, подготовленная И. Штриттером (пять томов, вышедших в 1771—1779 гг. на латинском языке и практически сразу же переведенные на русский язык). Значительно большее количество источников было привлечено в трехтомной публикации И. Потоцкого (1761-1815 гг.), который собрал «Фрагменты исторические и географические о Скифии, Сарматии и славянах» из античных, римских, византийских, латиноязычных западноевропейских и славянских памятников. Вместе с переводами на русский язык большого числа произведений античной литературы (Овидия, Юс-тина, Тацита, Сенеки, Боэция и др.) своды Штриттера и Потоцкого создали базу зарубежных источников по ранней истории Восточной Европы и Древней Руси.

    Однако методический и археографический уровень их публикаций был крайне низок — он определялся общим состоянием источниковедения того времени. Доверие к сообщению источника (главным критерием достоверности служила древность текста), использование фрагментов без учета контекста памятника, прямолинейность интерпретаций — все эти особенности были характерны в изучении равно и древнерусских, и зарубежных источников.

    Интерес к зарубежной «Россике» резко возрос в середине — второй половине XIX в., когда появились первые научные своды античных (К. Гана, В.В» Латышева), арабских (А.Я. Гаркави, Б.А.Дорна), скандинавских (К. Равна) и других свидетельств о Руси. Хотя в подавляющем большинстве этих сводов комментарии отсутствовали, тем не менее критическое издание текстов с переводами на русский (или, как в издании Равна, — на латинский) язык имело огромное значение. К началу XX в. русские историки получили в распоряжение обширный корпус сведений о древнейшей истории страны по византийским, арабским, немецким, скандинавским источникам. Это позволило приступить к всестороннему изучению содержащейся в них исторической информации в сопоставлении с данными русских источников. Труды В.В. Латышева и М.И. Ростовцева в области антиковедения, В.Г. Васильевского — византиноведения, Ф.А. Брауна — скандинавистики, А А. Куника, В.Р. Розена, В.Г. Тизенгаузена — востоковедения были посвящены сквозному анализу зарубежных известий о Восточной Европе и Древней Руси. Одновременно выявлялись характерные черты каждой из национальных литературных традиций о Восточной Европе, устанавливались пути проникновения информации в тот или иной регион античного и средневекового мира, определялись особенности и степень достоверности информации. Широко обсуждалась и собственно историческая интерпретация как отдельных сообщений, так и комплексов сведений региональных или посвященных одному событию или явлению. Именно в это время, в конце XIX — начале XX в., появляется ряд исследований связей Восточной Европы и Руси со странами Востока и Запада. Русь предстает в них европейской державой, имевшей тесные и разнообразные политические, экономические и культурные контакты с Византией, Германией, Польшей, Венгрией, скандинавскими странами.

    Интенсивная разработка информации зарубежных источников, а также бурное развитие отечественного источниковедения в первые десятилетия XX в. (см. труды А.А. Шахматова) выявили недостаточность существующих публикаций зарубежных источников. Изданные по различным принципам, с разноязычными переводами и зачастую без комментария, публикации уже не могли удовлетворять возросшие требования и источниковедческого, и исторического плана. Более того, были выявлены и новые источники.

    Поэтому в 1910-х годах в Академии наук начал разрабатываться проект подготовки всеобъемлющего свода иностранных источников по отечественной истории. Он должен был включить разноязычные источники из всех основных регионов Европы и Переднего Востока. В обсуждении проекта принимали участие А.А. Шахматов, Ф.А. Браун, В.В. Латышев и др. Однако начало первой мировой войны и последовавшая революция сделали невозможным его осуществление.

    Упадок классического образования в СССР поставил под угрозу саму идею создания свода зарубежных источников по истории Восточной Европы: ведь для подобного многотомного издания требуется большой коллектив высокопрофессиональных специалистов в области и филологии, и археографии, и источниковедения, и собственно истории. Тем не менее в 1929 г. на заседании группы академиков — историков, социологов и экономистов Отделения общественных наук АН СССР было «доложено мнение Археографической комиссии о желательности приступить к работе по подготовке к изданию памятников византийских, западноевропейских и арабских, имеющих отношение к древнейшей истории Руси» (Пашуто, Рыбаков. 1974а. С. 4). К работе приступили Б.Д. Греков, И.Ю. Крачковский, С.А. Аннинский, Е.А. Рыдзевская. Но и это начинание, приведшее к изданию ряда источников и исследований, оказалось неосуществленным из-за начала второй мировой войны и наступившей затем борьбы с космополитизмом, в условиях которой изучение зарубежных источников было негласно признано непродуктивным. И хотя в 1930—1950-е годы их изучение не остановилось полностью, масштабы исследований существенно сократились. Большая заслуга в введении в научный оборот важнейших для русской истории источников и конкретных сведений принадлежит В.М. Истрину, В.В. Бартольду, И.Ю. Крачковскому, С.А. Аннинскому, Е.А. Рыдзевской и др.

    Лишь в 1969 г. при формировании Института истории СССР была поставлена задача наряду с изучением социально-политической истории Руси, Кавказа, Средней Азии раннего времени, подготовить и издать корпус иностранных письменных источников по истории Восточной Европы от античного времени до монголо-татарского нашествия (Пашуто, Рыбаков. 1974а; они же. 1974б). Для этой цели в Институте истории СССР был образован сектор истории древнейших государств на территории СССР, который возглавил выдающий историк Древней Руси и Прибалтики В.Т. Пашуто (1918—1983 гг.). Он создал постоянный коллектив, состоявший по преимуществу из филологов по образованию, который приступил к подготовке издания иностранных свидетельств по истории нашей страны домонгольского времени — свода «Древнейшие источники по истории народов СССР» (ныне — «Древнейшие источники по истории Восточной Европы»).

    Принципы издания свода, равно как и основной состав публикуемых источников, были разработаны В.Т.Пашуто при участии Я.Н.Щапова и стали предметом широкого обсуждения (Корпус древнейших источников...; Древнейшие источники. 1976, 1980). В своде исследовательская работа совмещается с публикаторской: изучение текста с филологической и источниковедческой стороны непременно предшествует его изданию. Публикация оригинального текста (целиком или во фрагментах) осуществляется по лучшему его критическому изданию, по возможности производится сличение текста по доступным автору рукописям. В редких случаях текст издается по рукописям («Баварский географ» в кн.: Назаренко. 1993; Бибиков. 1997) или фотокопиям рукописей (Мельникова. 1986). Перевод на русский язык, являющийся одновременно и интерпретацией текста, предполагает точность и адекватность в передаче текста (так, считается недопустимым «прояснение» в переводе темных мест), максимально точное отражение особенностей терминологии и ономастики (поэтому часто применяется транслитерация названий) памятника, сохранение — по возможности — стилистических особенностей произведения. Обширный исследовательский комментарий охватывает все аспекты изучения публикуемого памятника и включает текстологический, источниковедческий, лингвистический, исторический (историко-географический, терминологический и собственно реальный) разделы. Хронологические рамки публикуемых памятников — от момента, когда Восточная Европа попадает на страницы письменных текстов, т.е. с античного времени, и до конца XIII в. Широкий хронологический диапазон позволяет прояснить этнокультурные и социалъно-политические процессы в их непрерывном единстве и последовательности.

    Вышедший в 1977 г. первый том свода (автор — Е.А. Мельникова) под общей редакцией В.Т. Пашуто и Я.Н. Щапова (с 1985 г. свод издается под общей редакцией В.Л. Янина) убедительно показал плодотворность и перспективность начатого. Он содержал обширный комплекс — 120 рунических надписей из Швеции, Дании, Норвегии — практически неизвестных нашей науке сведений о связях скандинавских стран с Прибалтикой и Русью в XI в.

    Каждая последующая публикация свода — за 20 лет издано 15 томов — либо приносила новую информацию, либо критически переосмысливала, уточняла и дополняла данные уже известных источников, происходящих из всех регионов Европы и Ближнего Востока. Взаимоотношения античных колоний в Причерноморье с «варварскими» народами освещались в трех выпусках свода, содержащих фрагменты «Истории» Геродота (Доватур, Каллистов, Шишова. 1982), поэтических сочинений Овидия (Подосинов. 1985) и латинской эпиграфики Херсонеса Таврического (Соломоник. 1983). Важнейшие для ближайшей предыстории и ранней истории Древнерусского государства — византийские источники — нашли отражение в трех опубликованных томах, включивших «Хронографию» Феофана и «Бревиарий» Никифора (Чичуров. 1980), «Историю» Иоанна Киннама (Бибиков. 1997) и один из наиболее часто привлекаемых в исторических сочинениях памятников — трактат «Об управлении империей» Константина Багрянородного (Константин Багрянородный. 1989, 1991). Сведениям восточных авторов посвящен один том (Калинина. 1988), в котором были собраны фрагменты арабских географических сочинений IX—X вв. Исследование западнославянских источников завершилось публикацией фрагментов польских латиноязычных памятников (Щавелева. 1990). Западноевропейские источники представлены двумя томами свода. Были изданы все тексты английского происхождения, содержащие данные о Восточной Европе (Матузова. 1979). Ценные новые сведения о связях Руси с Западной Европой и о политической истории Руси представлены в томе, посвященном ранним немецким латиноязычным источникам (Назаренко. 1993). Последняя группа источников, которые занимают пять томов свода, происходит из стран Северной Европы. Это комплекс рунических надписей (Мельникова. 1977), древнескандинавские географические трактаты (Мельникова. 1986), исландские королевские саги (Джаксон. 1993; Джаксон. 1994) и исландские саги о викингах (Глазырина. 1996).

    За 20 лет существования свод создал прочную и обширную источниковую основу, существенно дополняющую и расширяющую данные русских источников. Он ввел в науку целые пласты новой информации о предыстории и истории Древней Руси, открыл новые страницы ее международных связей, позволил реконструировать многие «темные места» нашего прошлого. Однако сделанное — это только начало большого пути. Изучена и издана лишь незначительная часть известных нам сегодня зарубежных источников: десятки, если не сотни памятников еще ждут публикации. Содержащаяся в них информация о народах Восточной Европы и Древней Руси требует пристального внимания, и невозможно сейчас сказать, сколько ценнейших сведений будет добыто следующими поколениями публикаторов свода и исследователями ранней истории Восточной Европы.

    Вместе с тем использование зарубежных источников представляет большую сложность — и далеко не только из-за языка. Дело прежде всего в специфике отражения ими событий, происходивших в чужом, а подчас и чуждом для их авторов мире. Интерес к народам Восточной Европы, бесспорно, существовал в окружающих ее странах, но далеко не всегда он носил целенаправленный и систематический характер. И потому сообщения о них, а также о Древнерусском государстве нередко случайны (но оттого не менее ценны). Более того, они отягощены сложившимися в каждом из регионов стереотипами описания Восточной Европы: как «варварского мира» в античной и византийской литературе, как места совершения героических деяний в древнеисландской литературе и т.п. Поэтому непосредственное использование сообщения зарубежного источника без глубокого исследования его контекста, как правило, ведет к его неверной интерпретации и созданию историографических мифов.

* * *

    Исследуемые в своей совокупности, зарубежные источники освещают кардинальные вопросы отечественной истории и помогают воссоздать целостную картину зарождения и становления Древнерусского государства.

    Именно в зарубежных источниках, немецких и византийских, впервые появляется название русъ, которое в силу его формы не может быть исконно славянским (см.: Назаренко. 1980). Подавляющее большинство исследователей (о других точках зрения см.: Константин Багрянородный. С. 296—307) возводят его к древнескандинавскому корню rop-, производному от германского глагола *rowan, «грести, плавать на весельном корабле» (ср. др.-исл. roa). Слово *rop(e)R (др.-исл. rodr) означало «гребец, участник похода на гребных судах», а также и сам поход (в последнем значении это слово встречается в самых ранних скандинавских письменных памятниках — шведских рунических надписях XI в.). Так, предполагается, называли себя скандинавы, совершавшие в VII—VIII вв. плавания в Восточную Прибалтику и в глубь Восточной Европы, в Приладожье, населенные финскими племенами. Именно финны, первыми познакомившиеся со скандинавами, усвоили их самоназвание в форме ruotsi, поняв его как этноним (таково значение этого слова и его производных в современных финских языках). Включившиеся в финно-скандинавские контакты восточные славяне заимствовали местное обозначение скандинавов, которое приобрело в восточнославянском языке форму русъ.

    Однако далеко не сразу оно стало названием Древнерусского государства и восточных славян. Его значение претерпело длительную эволюцию, занявшую около столетия. Первоначальное значение «скандинавские воины в Восточной Европе» (ср. определение в сказании о призвании в варягов тех, кого взял с собой Рюрик: «всю русь» — в «Повести временных лет» и «дружину многу» — в Новгородской I летописи) сменилось обозначением военной знати во главе с князем и профессиональных воинов, по преимуществу скандинавского происхождения (именно это значение мы находим в трактате византийского императора Константина Багрянородного в середине X в.), развилось далее в наименование земель и народов (славянских и финских), подвластных «русскому» князю, и, наконец, стало обозначением Древнерусского государства и восточных славян как доминирующего в нем этноса (Мельникова, Петрухин. 1989).

    В скандинавских источниках название русь не встречается, и древнейшее его упоминание содержится, как уже отмечалось, в «Бертинских анналах» (см. часть IV, гл. 1.1) в описании событий 839 г. Приведенная тут форма Rhos является, очевидно, отражением византийского имени Rvz, которое впервые в византийских источниках засвидетельствовано в связи с нападением «северных варваров» — росов на Константинополь в 860 г. (время их упоминания в «Житии Георгия Амастридского» спорно: оно может относиться к 40-м годам IX в. или к середине X в. См.: часть II, гл. 2). В образовании названия Rvz в византийской традиции, очевидно, сыграли свою роль несколько факторов. Во-первых, самоназвание нападавших — rops(menn). Видимо, так же назвали себя и сами прибывшие в Ингельгейм послы некоего хакана к византийскому императору Феофилу, которые оказались свеонами (шведами). Во-вторых, оно было созвучно имени князя Рош, возглавляющего — согласно греческому переводу Библии (Септуагинте) — дикие народы севера Гог и Магог, которые при конце света нападут на цивилизованные народы. Эсхатологическая легенда была чрезвычайно популярна в Византии, и контаминация обоих значений слова 'Rvz отмечается и в «Житии Георгия Амастридского», и в сочинении Льва Диакона (X в.).

    Со второй половины IX в. название все шире встречается в немецких, византийских, а с X в. и в арабских источниках (народ ар-рус). При этом его формы, очевидно, имеют разное происхождение. В византийских источниках укореняется слово 'Rvz, от которого уже в середине X в. возникает обозначение Древнерусского государства — 'Rvsia. Лишь позднее, в XI в., в Византии станет более употребительной форма Rous- с корневым гласным -у-, производная непосредственно от древнерусского названия русъ. В немецкие же источники оно проникает в 70-х годах IX в., вероятно, в древнерусской форме: Ruzzi в «Баварском географе» (см.: часть IV, гл. 1.3), Ruzzara-marcha в грамоте Людовика Благочестивого и во множестве других форм: Rus(c)i, Ru(s)zi, Ru(s)si и др. (см. часть IV, гл. 1.5). С X в. встречаются и «архаизирующие», заимствованные из позднеантичной традиции этнонимы rugi, ruteni, и образованные от них названия государства — Rugia, Rutenia.

    Разумеется, происхождение названия русъ отнюдь не идентично возникновению восточнославянской государственности (как представлялось историкам XVIII—XIX вв. и представляется некоторым современным писателям) — длительного процесса, в котором восточные славяне активно взаимодействовали с окружавшими их народами. Однако развитие формы названия rops- > русъ в различных письменных традициях и его распространение являются важным показателем процессов становления государства у восточных славян. При крайней ненадежности хронологии «Повести временных лет» для IX в. фиксация названия в точно датируемых немецких и византийских источниках позволяет говорить о существенно более раннем, нежели указанная в «Повести» дата (882 г. — приход князя Олега в Киев, после чего его полиэтничная дружина «прозвашася русью»), распространении в Среднем Поднепровье наименования русъ, т.е. о смене в южном очаге восточнославянской государственности (ср. Куявия арабских источников) местной родовой знати скандинавской военной аристократией и о начале нового этапа на пути становления Древнерусского государства.

    Восточнославянское общество IX — первой половины X в. — того самого периода, когда русь становилась Русью, наиболее подробно описывается в сочинениях восточных авторов X в., использовавших не дошедшие до нас труды IX в. При всех методических сложностях их интерпретации (см.: часть III, гл. 3—6, 8) они содержат ценнейший материал, еще далеко не в полной мере используемый в отечественной науке. В них представлена картина консолидации нескольких предгосударственных образований в Восточной Европе IX в. с различной социально-политической структурой и экономикой (военизированной и основанной на торговле по Балтийско-Волжскому пути и ограблении окружающих племен в «Славии» и земледельческой и скотоводческой в «Куявии»), с различными культурными традициями (ср. описания обрядов погребения и др.). В совокупности с данными древнерусских и других зарубежных источников они дают основание для реконструкции восточнославянского общества накануне образования Древнерусского государства и в самый ранний период его существования.

    Несколько позднее, с середины X в., социально-политическая структура Руси, нового могущественного соседа Византийской империи, начинает привлекать внимание византийских писателей. В сочинениях Константина VII Багрянородного, Льва Диакона и других не только упоминаются различные контакты с Русью [например, посещение княгиней Ольгой Константинополя (см. часть II, гл. 4.2), балканские походы Святослава (см. часть II, гл. 4.3)], но и дается развернутое описание «образа жизни росов»: социальной структуры и политической организации общества, системы управления, сбора податей и т.п. Вместе с известиями русских летописей и данными археологии эти сообщения предоставляют возможность более конкретно и детально исследовать начальный период русской государственности.

    С рубежа X—XI вв. особую ценность для освещения социально-политической истории Древней Руси приобретают скандинавские и немецкие источники. Сообщения исландских королевских саг (наименее беллетризированного вида саговой литературы) и других древнескандинавских источников проливают свет на территориально-политическую структуру Новгородской земли и место в ней Ладоги, административную и фискальную системы. Многочисленные генеалогические сведения немецких и скандинавских источников (о зарубежных браках русских князей и княгинь) в значительной степени восполняют данные русских летописей. Они не только свидетельствуют о широких международных связях и активной внешней политике Руси, но и помогают установить родственные отношения (в частности, порядок рождения сыновей, их происхождение от различных браков) в княжеских семьях и тем самым проливают свет на механизмы междукняжеских отношений в период раздробленности.

    Экономическая история Древней Руси в значительно большей степени может опираться на данные археологии. И тем не менее зарубежные источники вносят в нее вклад огромной важности. Из сообщений арабских авторов становятся очевидны различия в хозяйственной ориентации предгосударственных образований в Восточной Европе. Лишь на юге восточнославянского ареала отмечают они развитое производящее хозяйство (земледелие и скотоводство) как экономическую основу общества. В северном регионе значительно большее значение имеют, по их свидетельствам, непроизводящие формы экономики: торговля и военная деятельность.

    Особенно подробно, в соответствии с доминирующим интересом арабов к этому региону как рынку мехов и рабов, освещается торговая деятельность народа ар-рус: ее организация и охранные меры со стороны местных правителей, обложение товаров пошлиной, источники, особенности и стоимость товаров. В X—XI вв. аналогичные сведения можно почерпнуть в византийских источниках, с одной стороны, и в скандинавских — с другой. Именно по их материалам прослеживается постепенная регламентация внешней торговли, вначале всецело сосредоточенной в руках древнерусских великих (киевских) князей; возникновение ранних форм торговых организаций и объединений (включая основание торговых дворов в важнейших центрах: Новгороде, Киеве, Смоленске и в Константинополе, Сигтуне, Висбю); упорядочение торговых отношений с различными странами путем заключения с ними торговых договоров. Так, в королевских сагах сохранились отголоски договора Новгорода с Норвегией, заключенного в 1025—1028 гг. (см.: часть V, гл. 6.3).

    Не менее важны и данные о международных торговых путях, проходивших через Восточную Европу. Изучение немецких источников позволило установить существование сухопутного пути из Восточной немецкой марки в Среднее Поднепровье (через Краков и Прагу) и далее в Хазарский каганат уже со второй половины IX в. Благодаря армянским и грузинским источникам можно ныне с уверенностью говорить об устойчивом пути из Закавказья на Русь в XI в.

    Наконец, все без исключения зарубежные источники содержат огромный материал о связях Руси с окружающими ее странами и народами. В их сообщениях представлен весь спектр международных контактов: этнических, политических, торговых, культурных, конфессиональных. Наряду с детализацией хорошо известных связей Руси с Византией, Швецией, Польшей, публикуемые в своде источники дали возможность выявить новые устойчивые направления контактов, обнаружить системность и последовательность во внешней политике Древнерусского государства уже в X в., и не только в ее отношениях с Византией. Важнейшим вкладом в изучение международных связей Древней Руси стало выявление тесных отношений с Германией. Формирование «западного» торгового пути, развитие русско-немецкой торговли, политические союзы и альянсы, закрепляемые в браках между русскими княжескими семьями и германскими правителями, обращение к германской (римской) церкви — таковы основные проявления этих связей. Они занимали существенное место в экономике и культуре Древней Руси. Но особенно важна была их роль в сложных взаимоотношениях Руси и Польши, Руси и Византии. Древнерусские князья уже в X в. обращались к Германии как к естественному союзнику в борьбе с Польшей и как к силе, способной уравновесить давление со стороны Византии. Использование польско-германских и германо-византийских противоречий было чрезвычайно выгодно для Руси и позволяло ей успешно отстаивать свои позиции на международной арене.

    Другим регионом, где Русь начала проводить весьма активную внешнюю политику не позднее рубежа X и XI вв., была Балтика. Известные ранее отдельные эпизоды взаимоотношений Ярослава Мудрого со Швецией и Норвегией пополнились ныне многочисленными данными, которые выявили последовательное стремление Ярослава создать и сохранить прочные позиции в этом регионе. Стало возможным проследить изменения его политики — от альянса с правителем Дании и Англии Кнутом Великим к союзу с его противниками на Балтике, Швецией и Норвегией, сопровождавшимися браками, торговыми соглашениями, возможно, военной помощью.

* * *

    Первые 20 лет работы публикаторов свода «Древнейшие источники по истории Восточной Европы», таким образом, принесли ощутимые результаты и в установлении основного круга зарубежных источников по истории Восточной Европы, и в источниковедческом исследовании наиболее важных памятников или групп памятников, и в освещении мало или совершенно неизвестных, а также особо спорных моментов в истории Древнерусского государства. Обобщением этих результатов явился курс лекций «Зарубежные источники по истории Древней Руси», прочитанный авторами настоящего пособия на кафедре вспомогательных исторических дисциплин в Историко-архивном институте РГГУ в 1995/1996 учебном году. Именно в процессе разработки этого курса авторы осознали острую необходимость в создании обобщающей работы учебного характера, посвященной зарубежному источниковедению древнерусской истории. Главная причина заключалась не только в отсутствии подобного рода учебных пособий: в современной литературе нет и научных трудов, где обобщались бы результаты исследования всей совокупности зарубежных источников по истории Восточной Европы или где суммировалась бы содержащаяся в них информация о восточноевропейских народах и государствах.

    Настоящее учебное пособие имеет поэтому двоякую цель. Во-первых, оно должно ввести читателя в круг разноязычных зарубежных источников по истории Восточной Европы. Авторы стремились охарактеризовать основные группы источников в том или ином культурном регионе и показать их специфику — ведь некоторые виды источников, как, например, исландские саги, арабские историко-географические сочинения, византийские военные трактаты, не имеют аналогий в других литературах. Особое внимание было уделено освещению особенностей исторической информации, в первую очередь о Руси, в той или иной груп пе источников, поскольку от этого зависит методика их привлечения в исторических исследованиях. Во-вторых, оно призвано обобщить важнейшую (но далеко не всю, что потребовало бы многократного увеличения объема книги) информацию о народах Восточной Европы и о Руси, содержащуюся в зарубежных источниках: от первых упоминаний Северного Причерноморья в гомеровском эпосе до конца XIII в.

    Двойная задача книги обусловила ее структуру. Выделены основные региональные группы источников, которые — при всей их разнохарактерности и разножанровости — объединяет принадлежность к единой культурной и литературной традиции даже в том случае, если написаны они на разных языках (западноевропейские — на латинском, нижне- и верхненемецком, древнеанглийском, старофранцузском, скандинавские — на древнеисландском, древнешведском, латинском и т.д.). Каждая часть поэтому посвящена источникам, происходящим из определенного региона античного и средневекового мира: древнегреческого и римского, арабского, византийского, западноевропейского и скандинавского.

    Во введении к каждой части освещены основные особенности данной группы источников — более или менее подробно в зависимости от их своеобразия: так, наиболее полно охарактеризованы древнескандинавские памятники, рунические надписи, скальдическая поэзия, саги, которые не имеют аналогий в средневековом мире и являются весьма своеобразными видами исторических источников. Основной раздел каждой части посвящен информации о народах Восточной Европы и о Древней Руси в соответствующих источниках. Отбирая те или иные данные, авторы руководствовались не только важностью сведений, что, конечно, играло существенную роль, но и необходимостью показать методику работы с теми или иными видами источников: актами (см.: часть II, гл. 5; часть IV, гл. 1.4 и др.), хрониками, генеалогиями (см.: часть IV, гл. 3.2, 3.3), географической литературой разных жанров (см.: часть 1, гл. 2.6; часть III, гл. 1.2; часть IV, гл. 1.3 и др.), разными видами саг (см.: часть V, гл. 2—4). Тем самым источниковедческое и историческое исследование составляют неразрывное единство, столь необходимое для достоверной интерпретации сведений зарубежных источников. Генеалогические таблицы, карты и схемы должны помочь читателю нагляднее представить себе рассматриваемый материал. Завершают книгу словарь терминов и указатель личных имен.

    Настоящее учебное пособие предназначено в первую очередь для студентов исторических и историко-филологических факультетов вузов, которые уже прослушали курс истории Древней Руси и углубленно изучают историю России и историю средних веков. Пособие расширит их знания собственно древнерусской истории и введет в сложнейшие проблемы изучения и использования зарубежных источников по истории Древней Руси. Немало новых материалов найдет для себя в этой книге и профессиональный историк Древней Руси. Одновременно источниковедческий, исторический и историко-культурный аспекты книги представляют ценность и для значительно более широкого круга специалистов: медиевистов и востоковедов, культурологов и историков религии, а также для всех, кто интересуется прошлым России и ее местом в средневековом мире.