С географией Восточной Европы скандинавские викинги знакомились уже с первых своих поездок на восток: знание рек и их течения, расположения поселений, нравов и обычаев обитавших на разных участках водных путей народов было жизненно необходимо для успеха экспедиций. Многочисленность же походов, а также длительное пребывание на Руси купцов и воинов, участвовавших в военных предприятиях русских князей, обогащало и закрепляло их знания, которые поступали обратно на север и в виде географического фона рассказов о деятельности варягов, и, возможно, в виде более систематических описаний - перечней (?) рек, городов и т.д. Поэтому в древнескандинавском обществе сложился довольно устойчивый круг представлений о Восточной Европе, нашедший отражение в многочисленных памятниках письменности от скальдической поэзии до историографии. Этот круг знаний, воплощавшийся в первую очередь в общеизвестных географических названиях (топонимах, гидронимах, этнонимах) был несравненно обширнее, нежели отложившиеся в традиции сведения о странах Западной Европы, включая Англию и Францию: в общих описаниях Земли (см. выше Введение. 2.4) приведено 59 наименований географических объектов в Восточной и Юго-Восточной Европе, тогда как для всей остальной Европы, кроме Скандинавии, - 66. Более того, среди восточноевропейских топонимов и этнонимов только 12 восходят к ученой западноевропейской литературе, для Западной же и Южной Европы - подавляющее большинство. Это свидетельствует об активном освоении скандинавами топографии Восточной Европы, при котором многие объекты получали древнескандинавские наименования, а местные названия приспосабливались к топонимическим моделям скандинавских языков и подчас переосмыслялись (см. ниже табл. 7).
Уже ко времени сочинения первых скальдических стихов, упоминающих восточноевропейские реалии, и установления стел с руническими надписями Восточная Европа становится неотъемлемой частью ойкумены викингов. Однако в самом видении скандинавами географического пространства и членении мира обнаруживаются своеобразные черты, которые требуют объяснения.
В "Саге о Хаконе Хаконарсоне", написанной исландцем Стурлой Тордарсоном в 1264-1265 гг. и отличающейся документальным характером, содержится следующий весьма примечательный текст:
Имея даже смутное представление о карте Восточной Европы, можно понять, что указанные в саге направления движения Эгмунда никак не соответствуют реальным: из Бьярмаланда (с Белого моря) он едет на восток в Суздальское княжество, оттуда на восток в Новгородское княжество, а оттуда еще восточнее к морю и до Иерусалима.
Число таких примеров можно умножить. Так, о ярле Эйрике Хаконарсоне "Красивая кожа" сообщает, что из Альдейгьюборга (Ладоги) он двигался еще дальше на восток в Гардарики (на Русь); Снорри Стурлусон говорит, что Магнус Олавссон отправился с востока из Хольмгарда в Альдейгьюборг; согласно "Саге о Ньяле", Гуннар и Кольскегг после битвы у Ревеля пошли на восток к Эйсюсле (острову Сааремаа); "Сага о крещении" сообщает, что Торвальд Кодранссон и Стевнир Торгильссон отправились из Норвегии по всему свету и вплоть до Йорсалахейма (Палестины), а оттуда - до Миклагарда (Константинополя) и далее до Кенугарда (Киева) и еще восточнее по Непру (Днепру), и умер Торвальд недалеко от Паллтескьи (Полоцка); в "Саге о Хальвдане Эйстейнссоне" путь Ульвкеля из Ладожского озера в Норвегию определяется как путь "на север, в Норвегию".
Невольно возникает мысль о плохом знакомстве скандинавов с восточными землями и о малой достоверности известий саг о событиях, происходящих к востоку от Скандинавии. Картина может проясниться, если рассмотреть, как описываются в сагах путешествия в других направлениях, и в частности на запад.
"Сага об Олаве Трюггвасоне", входящая в "Круг земной" Снорри Стурлусона, рассказывает о том, как Олав, попав в Англию, поплыл на север в Нортумбрию, на север в Скотланд, оттуда на юг к острову Мэн, затем в Бретланд (Уэльс). Оттуда он поплыл на запад в Валланд (Францию), затем хотел с запада (из Франции) попасть снова в Англию, но оказался на островах Сюллинги, к западу от Англии. Движение в пределах Англии описывается здесь без искажений, но из Уэльса во Францию Олав плывет на запад, а из Франции в Англию - с запада. Указанные направления не просто неправильны, а прямо противоположны реальным. Франция воспринимается как западная страна не только Снорри Стурлусоном, но и анонимным автором другого известного свода королевских саг - "Красивой кожи". Так, повествуя о путешествии Сигурда Крестоносца, оба свода говорят, что Сигурд приплыл из Норвегии в Англию, а весной - отправился на запад во Францию.
Западным оказывается и дальнейшее движение Сигурда в Испанию (включающую в себя земли Португалии). Он приплывает в Лиссабон, по словам Снорри, "большой город Испании", где "разделяются Испания христианская и Испания языческая. Все области, что лежат к западу оттуда, - языческие". Несоответствие показаниям компаса очевидно, ибо к западу от Лиссабона - лишь воды Атлантического океана; земли же христиан и мусульман разделяла в то время река Тежу (Тахо), впадающая в Лиссабонскую бухту, и они находились соответственно к северу и к югу от нее. Южные земли были дальше от отправной точки на этом ("западном") пути, т.е. оказывались, в представлении средневекового исландца, "западнее" северных.
Таких случаев много. И чтобы понять их, следует пристальнее присмотреться к древнескандинавской системе ориентации в пространстве (подробнее см.: Джаксон. 1994).
Анализируя ориентацию, как она отразилась в исландских родовых сагах, исследователи выделяют два ее типа - "ближнюю" и "дальнюю". "Ближняя" - это ориентация по странам света, основанная на визуальной оценке (как в открытом море, где наблюдение за небесными светилами является единственно возможным способом определения местонахождения и дальнейшего маршрута, так и в пределах ближайшей округи). Страны света здесь обозначены "правильно" или "приблизительно правильно". "Дальняя" - это ориентация при передвижении по суше и вдоль побережья (каковое никогда не являлось прямолинейным) между административными округами Исландии, четвертями, которые именовались по четырем странам света. Движение "на восток" (из любой географической точки Исландии) понималось как движение в Восточную четверть Исландии, "на север" - в Северную четверть и т.д. Направление при "дальней" ориентации было выражено в терминах цели. Термины направления движения в такой системе использовались в "неправильном" (т.е. не соответствующем показаниям компаса) значении.
В записанных в Исландии в конце XII-XIII в. сагах о норвежских конунгах (где речь идет о событиях в Норвегии, о передвижениях вдоль норвежского побережья и о плаваниях из Норвегии в другие страны) можно проследить те же особенности ориентационной системы: термины стран света при "дальней" ориентации используются применительно не к линейным направлениям, а к четырем частям мира. Согласно королевским сагам, к северу от Норвегии лежит Финнмарк; к востоку - Швеция, Вендланд (земля вендов - прибалтийских славян), Гардарики (Русь), восточноприбалтийские земли; к югу - Дания, Саксония и опять же Вендланд; к западу - Оркнейские острова, Ирландия, Англия, Франция, Испания, Африка. Двойственно положение Вендланда, вероятно, потому, что он лежит к югу от Скандинавского полуострова, рядом с "южной" Данией, но при этом венды традиционно входят в число "людей, живущих по Восточному пути" (см. ниже 1.2).
Тем самым в норвежской картине мира ойкумену составляют четыре области: северная (Норвегия и Финнмарк), южная (Дания, Саксония), западная (Атлантика) и восточная. Источниками засвидетельствованы и термины, обозначающие каждую из частей: Austrhalfa - "Восточная часть", Sudrhalfa - "Южная часть", Vestr(h)alfa - "Западная часть" и Nordr(h)alfa - "Северная часть". Представление о том, какие страны относятся к этим областям,- весьма устойчивое. Движение из одной области в другую определяется в соответствии не с реальным (отвечающим показаниям компаса) направлением, а с принятым наименованием областей. Так, плавание из Швеции в Данию обозначается либо как движение на юг, потому что Дания лежит в "Южной области", либо как движение с востока, поскольку к "Восточной области" принадлежит Швеция.
Обращают на себя внимание еще две особенности. Во-первых, "ближняя" и "дальняя" ориентации взаимопересекаются и переплетаются, как, скажем, в приведенном выше примере из "Саги об Олаве Трюггвасоне", где конунг плывет на запад в Англию ("дальняя" ориентация), перемещается вдоль всего ее побережья то на север, то на юг ("ближняя"), а затем отправляется на запад во Францию (снова "дальняя"). Во-вторых, единое направление относится как к странам, так и к отдельным городам и районам внутри этих стран. При описании движения "неправильность" усугубляется. Так, движение в пределах "восточной части" из одной точки в любую другую, почти всегда обозначается как движение "на восток" или "с востока" (как в приведенном тексте из "Саги о Хаконе Хаконарсоне"), что в значительном большинстве случаев является "неправильным" словоупотреблением.
Таким образом, то, что представляется сегодняшним читателям ошибками, проистекающими из слабого знакомства скандинавов с восточноевропейскими землями, следует отнести к специфике древнескандинавской картины мира.
Повествуя о юношеских подвигах будущего норвежского конунга Эйрика Кровавая Секира (928-933 гг.), сага называет земли, где он воевал, во всех четырех сторонах света: Данию, Саксонию и Фризию - на юге, Шотландию, Англию, Ирландию и Францию - на западе, Финнмарк и Бьярмаланд - на севере, и Аустрвег. В последнем случае уточнения, что земли лежат к востоку от Норвегии, как мы видим, нет, но оно и не требуется, поскольку буквальное значение этого имени - "Восточный путь".
Древнеисландский топоним Austrvegr является производным от существительных м.р. ед.ч.: austr - "восток" и vegr - "путь". Однако значение топонима не равно сумме значений его составляющих. Если для существительного vegr - "путь" основными компонентами значения являются точка отправления, маршрут и конечная точка, то для композита Austrvegr важно только отнесение земель к Восточной части мира (подробнее см.: Джаксон. 1976).
Согласно сагам, отправившись из Норвегии по "Восточному пути", можно оказаться в Швеции, можно попасть в Эйстланд и Курланд, а можно дойти до владений конунга Вальдамара (т.е. попасть на Русь). Но далеко не всегда Austrvegr связан в сагах с движением - с поездками, плаваниями и проч.: в них есть термины Austrvegs konungr - "конунг Восточного пути" и Austrvegsmenn - "жители Восточного пути". Совершенно очевидно, что Austrvegr уже не выступает обозначением пути.
Несмотря на потенциальную продуктивность словообразовательной модели "страна света + vegr", построенных по ней топонимов мы в сагах не находим. Видимо, исходной моделью была "страна света + vegir/vegar (мн. ч. от vegr)". Это можно заключить и из того, что Austrvegr сохранился в формах как множественного (Austrvegir - в более ранних памятниках), так и единственного числа, а три других слова зафиксированы лишь в форме множественного числа: Vestrvegir - в шведской рунической надписи; Sudrvegir - в ряде ранних саг; Nordrvegar - в эддической поэзии. Скорее всего, изначально данные названия являлись обозначениями (возможно, вполне конкретных) многочисленных путей (маршрутов) на восток, запад, юг и север. Однако постепенно корень veg- в их составе лишился своих основных семантических компонентов, и значения композитов на -vegr стали качественно иными. Так, Noregr (от *Nordrvegr) стал использоваться в качестве названия страны - Норвегии, а Austrvegr - обозначать земли по берегам Балтийского моря и за ним, что и позволило ему встать в один топонимический ряд с композитами Austrlond - "Восточные земли" и Austrriki - "Восточное государство".
Если взять всю совокупность памятников древнескандинавской письменности, то можно обнаружить, что как восточные воспринимались все земли по берегам Балтийского моря, которое в древнескандинавской письменности носило название Восточного (Austmarr) или Более восточного моря (Eystrasalt), а также земли в глубине Восточной Европы. На востоке оказывались Швеция (Свитьод), острова Борнхольм, Готланд, Сааремаа, земли прибалтийских славян (Вендланд, Пулиналанд), земли куршей (Курланд), эстов (Эйстланд), карел (Кирьялаланд), финнов (Финнланд), Русь (Гарды/Гардарики) с Ладогой (Альдейгьюборгом) и Новгородом (Хольмгардом), равно как и Константинополь (Миклагард) и Рим (Ром), куда ездили "Восточным путем".
Если же обратиться к отдельным скандинавским источникам (или группам источников), то делается очевидным, что топоним Austrvegr (и родственные ему) не были постоянны в своем значении в разные периоды времени (Джаксон. 1988).
Самая ранняя фиксация топонима Austrvegr (в форме множественного числа) - в висе из поэмы скальда второй половины IX в. Тьодольва из Хвинира. В форме единственного числа композит употребляется в пяти рунических надписях XI в. В четырех случаях (равно как и в висе) значение топонима не раскрывается, в пятом - в готландской надписи первой половины XI в. - содержится уточнение, с известными допущениями прочитываемое исследователями как "далеко в Лангабардаланде". Топоним Austrlond впервые встречается в висе скальда Глума Гейрасона (975 г.). Поэтический текст не дает возможности определить, в каком значении использовал скальд X в. интересующее нас наименование, но через строфу в той же поэме он употребил наречие austr, говоря о битве конунга Харальда Серая Шкура с бьярмами на берегу реки Вины (Северной Двины), так что можно предположить, что "восток" скальд понимал весьма широко и к "Восточным землям" относил области севера Восточной Европы (от Балтийского моря до Беломорья). Топонима Austrriki в этих источниках еще нет.
Таким образом, в самых ранних древнескандинавских письменных памятниках (IX-XI вв.) значение топонимов с корнем austr- настолько широко, что они могут относиться к любым территориям к востоку от Скандинавии. Совершенно очевидно, что в них отразилась весьма архаичная топонимия, сложившаяся несколькими веками ранее - на начальном этапе освоения скандинавами Восточной Европы.
В королевских сагах конца XII в. ("Обзоре саг о норвежских конунгах", "Саге об Олаве Трюггвасоне" монаха Одда и "Гнилой коже") представлена следующая стадия развития топонимии с корнем aust-: Austrvegr, равно как Austrlond и Austrriki, выступают в них в качестве наименования земель по пути "из варяг в греки". Так, в "Обзоре" говорится, что Харальд после гибели Олава Святого "бежал из страны и в Восточные пути", а затем пустился в обратную дорогу "из Гарда (Миклагарда - Константинополя) по Восточному пути". В "Гнилой коже" поездка Харальда из Миклагарда описывается так: "отправился он через Восточное государство в Хольмгард". Византия явно исключается здесь из числа земель, обозначаемых данными топонимами, Русь, напротив, в ряде случаев оказывается единственным их наполнением. Например, в "Саге об Олаве Трюггвасоне" монаха Одда рассказывается о Висивальде, "конунге Восточного пути", а Снорри Стурлусон позднее назовет его "Висивальд с востока из Гардарики"; в "Обзоре" говорится, что Ингигерд, дочь Олава Шведского, взял в жены "Ярицлав, конунг Восточного пути", у Снорри в том же контексте читаем, что это был "конунг Ярицлейв с востока из Хольмгарда", а речь идет, как можно понять, о русском князе Ярославе Мудром; в "Обзоре" повествуется о поездке родовитых норвежцев за Магнусом, сыном Олава, воспитывавшимся на Руси, "в Восточные пути к конунгу Ярицлаву", и т.д.
Дальнейшее развитие топонимии с корнем aust- связано как с исторической ситуацией (прекращением функционирования пути "из варяг в греки", изменением характера русско-скандинавских отношений), так и с "литературной жизнью" топонимов. В сводах королевских саг первой трети XIII в. ("Красивой коже" и "Круге земном" Снорри Стурлусона) и в географических сочинениях конца XII - начала XIV в. для обозначения Руси достаточно последовательно используется окончательно оформившийся к этому времени топоним Gardariki, который "вытесняет на запад" "Восточный путь". Austrriki в них не используется. Austrvegr и Austrlond начинают обозначать исключительно прибалтийские земли. "Восточный путь" названных сводов королевских саг - это земли юго-восточного побережья Балтийского моря. Он охватывает Виндланд (Vindland), Курланд (Kurland), Эйстланд (Eistland), Финнланд (Finnland) и Кирьялаланд (Kirjalaland).
Восточноприбалтийские земли вошли в круг наиболее часто посещаемых скандинавами земель уже в первые века нашей эры.
Хотя "Сага о гутах" написана только ок. 1220 г., а сам рассказ является одним из вариантов переселенческих сказаний, он находит некоторое подтверждение в археологических материалах. Переселение обычно относят к V-VI вв., именно в это время к югу от Рижского залива увеличивается количество готландских древностей, появляются поселения, где жило большое число скандинавов: Гробини у Лиепаи (находки датируются 650-850 гг.), Апуоле на 40 км южнее Гробини, Вискаутен (Вишнево) на Куршской косе и др.
Особую роль играли земли на пути в Финский залив и Неву - западное и северное побережья Эстонии и острова Хийумаа и Сааремаа. Они лежали на пересечении балтийских путей и привлекли внимание скандинавов уже в V в. На о. Сааремаа (Кунигуста), на западном побережье Эстонии (Лихула) и на крайнем северо-западе (Прооза на территории Таллина) в каменных могильниках найдено большое количество готландских и среднешведских украшений, оружия, деталей одежды, некоторые погребения совершены по скандинавскому обряду (в ладье). Находки в Прооза прямо связывают могильник с Хельгё на оз. Меларен: предполагается, что часть населения Проозы была выходцами из Хельгё, тогда как какие-то группы эстов расселились в Свеаланде (где найдены эстские каменные могильники).
Обилие восточноприбалтийской топонимии в скандинавских письменных источниках, начиная со скальдической поэзии и рунических надписей, - также важный показатель ранних и интенсивных связей региона со Скандинавией. Более того, географическая номенклатура выявляет то, что не донесли до нас письменные источники и о чем не могут рассказать археологические находки.
Топонимия Восточной Прибалтики не только обширна, но и разнообразна. В ней присутствуют этнонимы и отэтнонимические названия земель (semskr - Samland, kurir - Kurland и др.), названия рек (Duna - Западная Двина, Vindoy - Вента?), островов (Runo - Рухну, Dago - Хийумаа, Eysysla - Сааремаа) и др. Наиболее широко представлены в ней западное и северное побережья Эстонии, где скандинавам известны наряду с более общим названием земли Eistland наименования и более мелких областей - Вирумаа (Virland) и Ляэнемаа (Adalsysla).
Одновременно рунические надписи дают еще одно свидетельство особого положения эстов во взаимоотношениях свеев с Восточной Прибалтикой. В них насчитывается 16 личных имен, образованных от этнонима "эст": Eistr и Eistulfr и прозвище Eistfari - "ездивший к эстам". Причем люди, носившие имена с корнем Eist-, - это и заказчики памятников, и те, в честь кого памятники установлены, т.е. именитые жители Средней Швеции. Появление у них отэтнонимического личного имени - свидетельство давних, вероятнее всего родственных контактов свеев и эстов, память о которых сохранялась в семейных преданиях.
Особый интерес представляют два территориальных названия, образованных с помощью термина sysla: Eysysla, букв. "Островная сюсла" (о. Сааремаа) и Adalsysla, букв. "Основная сюсла", в сагах обычно - прибрежная материковая часть Эйстланда, лежащая против о. Сааремаа, вероятно, Ляэнемаа13. Видимо, "главным" этот "район" был в том смысле, что он - материковый, в противоположность "островному району", о. Сааремаа. Особенность обоих топонимов заключается в том, что они построены с участием древнескандинавского слова sysla, которое выступало как термин для обозначения небольшого административного округа, позднее епископии (особенно распространен композит syslumadr, "управляющий округом, назначаемый конунгом"). Как правило, этот термин не участвует в образовании географических названий. Поэтому его использование сразу в двух топонимах, называющих прилегающие области, наводит на мысль, что на каком-то этапе Сааремаа и Ляэнемаа (или их части), где отмечено наибольшее и самое раннее скопление скандинавских древностей в Эстонии, рассматривались скандинавами как шведские территории, управляемые конунгами через их наместников (см. ниже 2.1).
Из Прибалтийских земель "Восточный путь" вел по Неве и Ладожскому озеру в глубь Восточной Европы. Уже с VI в. скандинавские погребения в ладье появляются в Западной Финляндии, в VII в. скандинавы - охотники на пушного звери - проникают на Карельский перешеек и на Ладожское озеро, где на одном из островов найдена временная охотничья стоянка. Возникновение в середине VIII в. Ладоги (ныне: Старая Ладога) как самого восточного пункта балтийских коммуникаций, а в середине IX в. поселения на Городище у истоков Волхова создало благоприятные условия для пребывания скандинавов, продвижение которых на Волгу, а затем и на Днепр стало регулярным.
Территория от устья Волхова до Ильменя оказалась, таким образом, зоной древнейших контактов скандинавов с местными финскими и новопришедшими славянскими народами, а также регионом, наиболее тесно связанным со скандинавским севером. Не случайно, что именно эта область оказалась лучше всего (после Прибалтики) известна скандинавским письменным источникам и именно в ней возникли древнейшие скандинавские топонимы.
Едва ли не самым ранним из них было обозначение первого и крупнейшего в регионе поселения - ладожского, которое в скальдических стихах называется Aldeigja, а в саговой традиции Aldeigjuborg. Исследователи единодушны в признании генетической связи между топонимами Aldeigja и Ладога, но вопрос об их происхождении и взаимозависимости решался в науке по-разному. Основной предмет дискуссии - что первично: название озера, реки или города. К настоящему времени доказано, что сначала возникло название реки, затем города и лишь затем озера. По общему мнению, название реки происходит из прибалтийско-финских языков: финск. Alodejogi (joki) - "Нижняя река". Традиционно считается, что прибалтийскофинский оригинал был перенесен на торговый пункт - Ладогу - в русской передаче. Древнескандинавский топоним Aldeigja считается вторичным по отношению к др.-рус. Ладога. Однако соотношение начального слога в трех языках свидетельствует (как убедительно доказал финский славист И. Миккола), что исходным является сочетание al-, а не la-, ибо метатеза al- > la- может быть объяснена, тогда как обратный процесс невозможен (см. подробнее: Королевские саги 1. С. 194-195). Соответственно есть все основания утверждать, что скандинавский топоним Aldeigja (вероятнее всего, сначала, как имя реки, а затем - поселения) произошел из финского названия реки Ладоги (совр.: Ладожки), а уже из него (с метатезой al- > la-) - древнерусское Ладога.
Возникновение древнерусского названия Ладога не прямо от субстратного *Alode-jogi, а через посредство скандинавского Aldeigja требует исторического объяснения. Еще недавно можно было только предполагать, что если славянское имя произошло от скандинавского, то славянский поток достиг Ладоги уже после того, как в ней осели скандинавы. Новейшие археологические данные проясняют картину. Анализ стратиграфии, домостроительства и топографии Ладоги VIII-X вв. показал, что первыми поселенцами в Ладоге в начале 750-х годов действительно были выходцы из Северной Европы, а появление в ней славян надо относить лишь к концу 760-х годов (Королевские саги 2. С. 194-195). Основанному ими поселению скандинавы дали свое название, образовав его от финского наименования реки, на которой это поселение находилось.
Другим древнейшим топонимом, встречающимся впервые в висе Халльфреда Трудного Скальда (996 г.), является название Gardar (Королевские саги 1. С. 152-153). В XI в. его широко употребляют создатели шведских (9 раз) и норвежских (1 раз) рунических памятников, скальды, позднее - составитель "Обзора саг о норвежских конунгах", а в "Саге об Олаве Трюггвасоне" монаха Одда и "Красивой коже" он встречается наряду с формой Gardariki (основа р.п. мн.ч. + riki, "государство"). В подавляющем большинстве случаев топоним имеет форму множественного (Gardar), а не единственного (Gardr) числа (отметим, что формы множественного и единственного числа имеют разное значение). Из контекста скальдических стихов и надписей явствует, что им обозначается некая территория в Восточной Европе (обычное сочетание - "на востоке в Гардах"), а более позднее употребление его производного (в сагах, географических сочинениях и др.) Gardariki не оставляет сомнения в том, что оно относится к Древней Руси.
Традиционно принято считать, что скандинавское Gardariki означает "страна городов": пораженные цветущими городами Руси, скандинавы, которые не имели городов, назвали так страну. Однако, во-первых, к моменту появления скандинавов в Приладожье поселений городского типа там не было, первым же из них стала Ладога, основанная самими скандинавами. Во-вторых, предгородские поселения в Скандинавии VII-IX вв. существовали; это были крупные центры балтийской торговли, такие как Хедебю в Южной Ютландии, Хельгё в Средней Швеции и др. Наконец, в-третьих, древнескандинавское слово gardr не означало "город" и никогда не употреблялось в названиях городов. Им обозначались хутора или небольшие поселения, обнесенные оградой, и потому оно часто использовалось в названиях хуторов и усадеб (Мельникова. 1977).
Ныне общепризнано, что древнейшей формой названия Руси является не Gardariki, а Gardar (в форме множественного числа), но интерпретаций названия существует несколько. Согласно традиционной точке зрения, на значение слова Gardar могло повлиять родственное ему древнерусское слово городъ/градъ в значении "укрепленное поселение" (Джаксон. 1986). Другое объяснение исходит из топографических особенностей поселений в волховско-ильменском регионе. Вверх от Ладоги по реке Волхов и в низовьях рек, впадающих в оз. Ильмень, обнаружено не менее 20 укрепленных поселений, относящихся к эпохе сложения Древнерусского государства. Они служили убежищем для населения близлежащей округи и, главное, были опорными и контрольными пунктами на водных дорогах. Зачастую они располагались на наиболее трудных участках водных магистралей, а их население занималось в основном обслуживанием проплывавших мимо караванов. Скандинавы, отправляясь из Ладоги по Волхову, встречали на своем пути цепочку укрепленных поселений, что и могло дать основания назвать ладожско-ильменский регион словом Gardar. Эта интерпретация топонима хорошо объясняет множественное число слова Gardar, указывающее на то, что когда-то оно обозначало территорию (Мельникова. 1977).
Слово Gardar, однако, не единственный "северный" скандинавский топоним с этим корнем. Рунические надписи, саги и другие источники знают и еще один - Holmgardr, которым они обозначают Новгород. Поскольку же город возник только в первой трети X в., первоначальное наименование относиться к нему не могло. Что же означал топоним? Значение корней остается дискуссионным. Сторонники интерпретации слова gardr как городъ полагают, что и первый корень holm- также является отражением древнерусского слова, которое - в силу родства корней - достаточно очевидно: холмъ. Тем самым, по мнению одних исследователей, в момент своего возникновения слово Хольмгард представляло собой не что иное, как отражение древнейшего самоназвания некоего укрепленного поселения "Холм-города (крепости Холм)". Не исключена возможность, что "Холм-городом" называлось сначала (во второй половине IX в.) поселение на территории нынешнего Городища под Новгородом, и лишь впоследствии, с переселением его обитателей на территорию будущего Славенского конца (именуемого в летописи "Холмом") туда был перенесен ими и привычный топоним, тем более что к этому могло располагать сходство в рельефе покинутого и вновь обживаемого мест. По мнению других исследователей, более вероятным и с лингвистической, и с археологической точек зрения является сохранение за словом holmr его собственного значения - "остров, островок на реке, холм на залитой водой местности", а за топонимом Holmgardr - "поселение на возвышенных, окруженных водой местах". Именно так, на высоких мысах у впадения притоков располагались древнейшие поселения по Волхову и в Приильменье, в том числе Городище. Топоним мог относиться как к конкретному поселению - Городищу, так и к поселениям вдоль Волхова от Ладоги до Ильменя.
Таким образом, уже на раннем этапе своего проникновения в Приладожье и Приильменье скандинавы дали названия не только своим важнейшим поселениям, Ладоге и Городищу, но и всему региону, который они и в дальнейшем посещали особенно часто. Не случайно именно Новгород предстает в сагах столицей Руси, ее наиболее крупным и важным городом. И потому неудивительно, что позднее, когда стали складываться знания о других регионах Восточной Европы, название Gardar было распространено на всю территорию Древнерусского государства.
Таблица 7
| Восточноевропейские топонимы14 | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Наименование | Рунические надписи | Скальдические стихи | Королевские саги | Саги о древних временах | Географические сочинения | Другие тексты |
| I. Прибалтика | ||||||
С начала IX в. отдельные отряды норманнов проходят Днепровским путем в Черное море, а к концу века, после возникновения единого Древнерусского государства, их число резко возрастает, и скандинавская знать, дружинники, отряды наемников и купцов появляются в самых разных местах Восточной Европы. Земли к югу от Ильменя представлены в древнескандинавских источниках несколько иначе, чем ладожско-ильменский регион. В первую очередь, мы не найдем здесь оригинальных, собственно скандинавских географических названий, хотя различные источники знают большое число городов, рек, местностей. Все они являются переработкой местных топонимов. Другая особенность заключается в случайности упоминаний топонимов в этом регионе. Среди них представлены и на звания городов, и небольших поселений, и днепровских порогов. Но многие встречаются только один раз и включены в текст, очевидно, в силу каких-то особых обстоятельств, например, рассказа очевидца.
Большая же часть топонимов представлена в перечнях в географических сочинениях:
В других сочинениях в список входит также Смоленск (Smaleskia). Среди 9 названий городов в перечнях только Хольмгард - Новгород постоянно упоминается в других источниках. Три других: Кэнугард - Киев, Сурдалар - Суздаль и Палтескья - Полоцк, называются в нескольких рассказах. Остальные присутствуют только в списках городов, причем Сюрнес и Гадар однозначно идентифицировать невозможно.
Также и список рек в другом трактате, в котором перечислены Днепр (Nepr), Нева (Nyia), Сейм (Seimgol), Западная Двина (Duna, Dyna), Волга или Волхов (Olkoga), Северная Двина (Vina), Кама (? Kuma), не имеет продолжения в негеографической традиции. Из поименованных рек сагам известны только Западная и Северная Двина.
Вопрос о происхождении этих перечней не решен. Очевидно, что список городов должен восходить ко времени не позже первой половины XI в., после чего приток скандинавов на Русь резко сокращается. Но когда именно и каким образом он сформировался, как сохранялся до времени записи, пока не установлено.
Наконец, единственные широко употребительные топонимы - обозначения Киева и Константинополя, занимавших исключительное положение на "Восточном пути". В названиях этих двух городов, как и в названии Holmgardr, присутствует основа gard-: Konugardr и Miklagardr, которая не встречается в обозначениях никаких других городов. Очевидно, что "северные" наименования на -gardr образовали топонимическую модель, которая была использована при знакомстве с другими городами, связанными единым путем. Новгород, Киев и Константинополь - три важнейших центра на пути из Скандинавии в Византию, и названия на -gardr отмечают начало, срединный пункт и конец пути "из варяг в греки".
В обозначении Киева, очевидно, использовано в качестве первой основы местное славянское наименование. Согласно наиболее аргументированной точке зрения, топоним Kanugardr образован от Кыянъ-градъ (Кыяне, т.е. жители Киева). Топоним же Miklagardr, от скандинавской основы - mikill, "большой, великий". Однако название "Великий город" могло возникнуть как непосредственная реакция скандинавов на величие этого древнего города, так и как калька его определений в Византии и на Руси.
Таким образом, освоение скандинавами пути "из варяг в греки" отразилось в древнескандинавской топонимии в появлении названий двух наиболее важных на этом пути городов и закреплений данных названий в традиционных знаниях о Восточной Европе. Однако эти наименования были образованы по топонимической модели, сформировавшейся в ладожско-ильменском регионе. Тем самым они дают основание датировать возникновение "северных" топонимов на -gardr временем до начала широкого проникновения скандинавов в Среднее Поднепровье и интенсивного функционирования Днепровского пути, т.е. до второй половины IX в.
Ойкумена викингов не кончалась Древней Русью: многие купцы достигали Великого Булгара и торговали там мехами и рабами, отдельные отряды викингов проникали на Каспийское море и разоряли города Ширвана, добирались они и до Багдада. Но то были разрозненные экспедиции в страны, мало знакомые скандинавам, и потому они не оставили сколько-нибудь существенных следов в древнескандинавской топонимии, кроме одного-двух обозначений, которые к тому же были чрезвычайно расплывчаты, как были расплывчаты и представления об этих землях. Они населялись в сагах (особенно в сагах о древних временах) фантастическими жителями и зверями, в них могли происходить самые невероятные события, они были далеки и опасны, и поездка туда была свидетельством особой отваги викинга.
Неточно локализованные в пространстве, обозначающие их топонимы могли переноситься с одной территории на другую, как, например, "перемещается" топоним Серкланд (Serkland, вероятно, от латинского sericum, "шелк", т.е. "Земля шелка", позднее осмысленный как "Земля сарацин") от Предкавказья до Северной Африки (Географические сочинения. С. 216). К числу таких топонимов, очевидно, принадлежит и основное в древнескан-динавской литературе обозначение Русского Севера - Беломорья и Подвинья - Bjarmaland, "Земля бьярмов".
Сведения о севере Восточной Европы начали поступать в Скандинавию уже со второй половины IX в.: в конце этого столетия английский король Альфред Великий записывает рассказ норвежца Оттара о его плавании в страну бьярмов (др.-англ. beormas). Плавания в Бьярмаланд, судя по рассказам саг, участились в X-XI вв., и географические трактаты уверенно пишут о нем, как о самой дальней из земель, заселенных северными народами (Географические сочинения. С. 87, 89), отмечают, что бьярмы платят дань Руси (Там же. С. 159), а в "Саге о Хаконе Хаконарсоне" описывается поездка норвежского купца из Бьярмаланда на Русь; в Суздальское княжество и Новгород, т.е. путь из Беломорья в центральные русские земли. Наконец, в ряде саг имеются развернутые повествования о походах в Бьярмаланд, включающие описания бьярмов, их обычаев и их религии.
Казалось бы, обилие источников должно позволить точно локализовать землю бьярмов и дать достоверное описание этого народа. Ничуть не бывало. Вопрос о том, что такое Бьярмаланд, обсуждался и обсуждается более столетия без окончательных результатов. Дело в том, что источники позволяют поместить Бьярмаланд в различные и далеко отстоящие области Русского Севера: от Кольского полуострова до Приладожья на юге и Прикамья на востоке. Иногда саги располагают его в низовьях Северной Двины15. Однако анализ рассказа Оттара свидетельствует о том, что он приплыл в район Кандалакшской губы или немного южнее, а на карте Олая Магнуса (1539 г.) Бьярмаланд обозначен на Кольском полуострове. Не помогает и вполне вероятная этимология этнонима bjarmar <др.-фин. perm-, пермь "Повести временных лет", которая и по археологическим данным, и по древнерусским источникам обитала значительно восточное - по среднему и верхнему течению Камы (подробнее см.: Географические сочинения. С. 197-200; Королевские саги 1. С. 248-250).
Настораживает историков и описание Бьярмии как богатой страны, жители которой, достойные соперники викингов, владеют огромным количеством серебра и драгоценных украшений. Картина Русского Севера по археологическим данным разительно отличается от саговой: финские народы севера Восточной Европы вели промысловое хозяйство, почти не имели постоянных поселений; находки здесь серебряных монет крайне редки. Наконец, создаваемое сагами представление о чрезвычайно тесных связях Бьярмаланда со Скандинавией противоречит крайней скудости скандинавских древностей. В чем же дело?
С одной стороны, содержание топонима могло меняться по мере ознакомления скандинавов с севером. Изначально топоним Бьярмаланд мог служить для обозначения западной половины Беломорья между реками Онега и Стрельна (или Варзуга). Видимо, эту область имеют в виду и договорные грамоты Новгорода с великими князьями 1264 и 1304-1305 гг., когда называют между Заволочьем (в состав которого входило и нижнее течение Северной Двины) и Тре (Терским берегом, начинающимся к востоку от Варзуги) волость Колоперемъ/Голопьрьмь, во второй части названия которой (-перемь) можно усмотреть тот же корень, что и в "бьярмах" Оттара и скандинавских источников.
Исходное значение топонима Бьярмаланд претерпело изменения в результате участившихся плаваний скандинавов в Белое море и их знакомства с Северной Двиной. Надо полагать, что в сагах название Бьярмаланд относится уже преимущественно к низовьям Северной Двины. Саги, как правило, описывают естественный для норвежцев северный морской путь в Бьярмаланд, говоря о пути на север в Финнмарк и дальше вплоть до Бьярмаланда, называя в качестве промежуточных точек несколько островов у северо-западного побережья Норвегии и у побережья Финнмарка. Обратный путь описывается в них как путь "с севера"; героям саг приходится плыть "по Гандвику" (Белому морю); они попадают из Бьярмаланда "назад в Финнмарк", а оттуда в Норвегию.
С другой стороны, неустойчивость локализации Бьярмаланда в скандинавских источниках, - вероятно, результат недостаточно хорошего знакомства скандинавов с географией севера и северо-востока Восточной Европы. Огромная и редко заселенная территория не могла быть освоена за время кратковременных и не слишком частых поездок (в сагах рассказывается примерно о 15 случаях). Пожалуй, единственным твердым ориентиром была Северная Двина. Как этноним, так и производный от него топоним легко могли получить расширительное и неопределенное значение, распространяясь на любые финоязычные народы севера и на всю территорию.
Невзирая на явный недостаток географических знаний о регионе, саги тем не менее необычайно подробно и красочно изображают его. Например, Снорри Стурлусон в "Круге земном" рассказывает о поездке норвежца Карли, приводя множество мелких деталей и подробностей:
Некоторые из этих подробностей подтверждаются другими источниками. Действительно, основным предметом торговли скандинавов с северными народами были меха, и торговля эта была весьма выгодной. Действительно, у финских народов существовало божество по имени Йомали: оно названо в одной из новгородских берестяных грамот, где приведено финское заклинание. Тем не менее описание статуи божества основано, видимо, на рассказе Адама Бременского об Упсальском языческом храме, а все повествование строится на традиционных мотивах и стереотипных эпизодах, изображающих подвиги викингов.
Рассказы о поездках в Бьярмию становятся в сагах одним из элементов героизации персонажа и оформляются в соответствии с художественной системой саги. Образ Бьярмии, имеющий в основе, конечно же, реальные сведения о ней, постепенно беллетризируется, приобретая в сагах о викингах сказочные черты. Перед нами оказывается описание не реальной земли, куда время от времени попадают наиболее предприимчивые викинги, а литературный образ далекой, опасной, но чрезвычайно богатой страны, поездка в которую придает викингу ореол героизма.
Разнообразие и обилие восточноевропейской топонимии в древнескандинавских источниках - бесспорное свидетельство очень близкого знакомства скандинавов с географией Восточной Европы. Вместе с тем структура и характер топонимии отражают неравномерность географических знаний и постепенность их накопления. Наиболее ранний пласт топонимов относится к ладожско-ильменскому региону, зоне древнейших скандинаво-финно-славянских контактов. Можно предполагать, что он сложился до середины - второй половины IX в. Второй круг топонимии связан с путем "из варяг в греки". Он формируется во второй половине IX-X в., но только названия городов по этому пути, Кэнугард и Миклагард, продолжают "северную" топонимическую традицию и органически входят в круг географических знаний скандинавов. Остальные - достаточно многочисленные - топонимы не образуют устойчивого комплекса, и их употребление в большинстве своем случайно. Наконец, земли на север, восток и юго-восток от Древнерусского государства неопределенны и расплывчаты, их точная локализация невозможна, и в сагах формируются литературные образы отдаленных земель, насыщенные фантастическими и сказочными элементами.