ГЛАВА 6.

"ОН ПЛАВАЛ НА РУСЬ С ДОРОГИМИ ТОВАРАМИ"

    С рассказами о пребывании на Руси скандинавских конунгов и воинов, нанимавшихся на службу древнерусским князьям, могут конкурировать по количеству только упоминания торговых связей Руси со скандинавскими странами. Уже в рунических надписях многократно отмечаются торговые поездки в Гарды "с дорогими товарами". Более подробно рассказывают о скандинавских купцах саги, которые содержат ценнейшие сведения о торговле с Русью, ее организации и масштабах.

6.1. ТОРГОВАЯ ПОЕЗДКА ГУДЛЕЙКА ГАРДСКОГО В ГАРДАРИКИ

    "Одного человека звали Гудлейк Гардский22. Он был родом из Агдира. Он был великим мореходом и купцом, богатым человеком, и совершал торговые поездки в разные страны. Он часто плавал на восток в Гардарики, и был он по этой причине прозван Гудлейк Гардский. В ту весну Гудлейк снарядил свой корабль и собрался отправиться летом на восток в Гарды. Конунг Олав послал ему слово, что он хочет встретиться с ним. И когда Гудлейк приехал к нему, говорит ему конунг, что он хочет вступить с ним в товарищество, попросил его купить себе те ценные вещи, которые трудно достать там в стране. Гудлейк говорит, что все будет так, как прикажет конунг. Тогда конунг повелел выплатить ему столько денег, сколько ему казалось необходимым. Отправился Гудлейк детом в Аустрвег. Они стояли некоторое время у Готланда... Гудлейк отправился летом по Аустрвегу в Хольмгард и купил там драгоценные ткани, которые, он думал, пойдут конунгу на торжественные одежды, а также дорогие меха и роскошную столовую утварь" (Королевские саги 2. С. 60-61, 71-72).     22 Прозвище "Гардский" (gerzkr), образованное от наименования Руси Gardar, носят в сагах купцы, плавающие на Русь. Кроме Гудлейка Гардского известен, например, Гилли Гардский, которого "называли самым богатым из торговых людей" ("Сага о людях из Лаксдаля").

    Рассказ Снорри Стурлусона о плавании Гудлейка в Гардарики, датируемый 1017 г., органично вплетается в общее повествование: он составляет частицу истории пограничных конфликтов Олава Харальдсона (норвежского) и Олава Шётконунга (шведского). Узнав, какое добро везет из Гардарики Гудлейк, его убивает швед Торгаут Заячья Губа, чтобы передать богатства Олаву Шведскому ("И это будет частью той подати, которую он должен получать с Норвегии"). В Шведских Шхерах Эйвинд Турий Рог убивает Торгаута и осенью вручает конунгу Олаву Харальдссону "его драгоценности".

    Информация этого рассказа заслуживает самого пристального внимания. Во-первых, речь здесь идет о русско-норвежской торговле (как и в "Пряди о Хауке Длинные Чулки". См.: Королевские саги 1. С. 88-94), что очень существенно, поскольку в русских письменных источниках отсутствуют какие-либо сведения об отношениях с Норвегией вплоть до XIV в. (см. ниже 6.2).

    Во-вторых, он позволяет установить предметы русско-норвежской торговли, а именно те товары, которые скандинавы покупали в Новгороде: это драгоценные ткани, дорогие меха, роскошная столовая утварь. Одной из главных целей торговых поездок скандинавов на Русь можно считать приобретение для конунгов и знати тканей византийского производства, поступление которых из Византии на Русь засвидетельствовано как археологическими, так и лингвистическими данными. Вывоз тканей из Византии русскими купцами регламентируется в договоре Руси с Византией 944 г. "Прядь о Хауке" отмечает присутствие на новгородском торгу грека, торгующего изделиями из драгоценных тканей. Кроме византийских тканей, на Русь поступали восточные ткани, привозимые купцами с юга и юго-востока из Булгара и также находимые на Скандинавском полуострове.

    Весьма характерным предметом новгородского экспорта были меха. Как свидетельствуют письменные памятники IX-XIII вв., русские меха были хорошо известны в Византии, Германии, Франции, Англии, а также в Хорезме. Показателем масштабности меховой торговли Древней Руси может служить наличие в ряде европейских языков заимствованного из древнерусского языка слова соболь. Указание на то, что следует понимать под "роскошной столовой утварью", содержат, как кажется, материалы из раскопок в Новгороде. Это ближневосточная керамика иранского производства (из центров Рея, Кашана и др.)" произведения византийского художественного ремесла, возможно, местная новгородская посуда.

    В-третьих, приведенный текст содержит и еще одно важное свидетельство: по пути на Русь норвежские купцы "стояли некоторое время у Готланда". Ценность такой ремарки велика в свете той роли, какую Готланд играл на торговых путях Балтики. В раннем и позднем средневековье этот остров являлся средоточием балтийской и международной торговли, как бы промежуточным пунктом на торговых путях, пересекавших Балтийское море, на что указывают не только письменные источники, но и археологические и особенно нумизматические материалы. В русских источниках самое раннее свидетельство торговых контактов Новгорода и Готланда содержится в Новгородской I летописи, где под ИЗО г. сообщается, что "въ се же лето, идуце изамория съ Готъ, потопи лодии 7, и сами истопоша и товаръ, а друзии вылезоша, нъ нази" (НПЛ. С. 22). Исследователи склонны считать, что нашедшая отражение в источниках система взаимоотношений Новгорода с Готландом возникла еще в XI в.

    Наконец, в тексте упомянуто "товарищество" (felag), в которое вступают Олав и Гудлейк. Это едва ли не древнейшее упоминание ранних купеческих объединений, сведения о которых присутствуют во многих источниках (см. ниже 6.4).

6.2. ДРЕВНЕЙШИЙ ДОГОВОР РУСИ И НОРВЕГИИ

    Правовое оформление торговых отношений между Древней Русью и скандинавскими странами, по общему мнению, возникает в XII в., к концу которого (1191-1192 гг.) относится первый сохранившийся договор между Новгородом и Готским берегом (г. Висбю на Готланде). В нем, однако, упоминается более ранний ("старый") мир. Этот гипотетический договор (или договоры) не оставил следов в древнерусских письменных источниках. Однако в одной из исландских саг содержатся косвенные указания на то, что во времена Олава Харальдссона существовал торговый мир с Русью. Они вплетены в рассказ о торговой поездке на Русь двух братьев, Бьёрна и Карла. Поездка братьев состоялась во время пребывания в 1029-1036 гг. у Ярослава Мудрого Магнуса, сына Олава Харальдссона, и рассказ о ней составляет один из эпизодов повествования о жизни Магнуса на Руси и о его возвращении в Норвегию.

    Пребывание Магнуса на Руси описано в ряде королевских саг, но с разной степенью подробности. Сокращенный вариант повествования, в котором отсутствует рассказ о поездке Бьёрна и Карла, представлен в "Саге об Олаве Святом" в "Круге земном" Снорри Стурлусона, поскольку в "Саге о Магнусе Добром" действие начинается с возвращения Магнуса в Норвегию. Пространная версия, описывающая в том числе и поездку братьев, отражена в "Саге о Магнусе Добром и Харальде Суровом Правителе", включенной в своды саг "Гнилая кожа" и "Книга с Плоского острова" (где сага написана на дополнительных листах второй половины XV в.), а также в отдельной "Саге о Магнусе Добром" в компиляции "Хульда" (XIV в.). Текст "Гнилой кожи", наиболее ранний, был использован в той или иной степени практически всеми последующими компиляторами, и рассказ о пребывании Магнуса на Руси в "Книге с Плоского острова" и в "Хульде" почти не отличается от "Гнилой кожи".

    Этот рассказ состоит из четырех эпизодов. Первый объясняет причину приезда Магнуса на Русь в качестве воспитанника Ярослава и отражает древнескандинавскую литературную романтическую традицию о браке Ярослава и Ингигерд (см. выше 4.1). Второй эпизод рассказывает о пребывании малолетнего Магнуса на Руси (согласно висе Арнора Скальда Ярлов, Магнус вернулся в Норвегию в возрасте 11 лет) и состоит из ряда традиционных "героических" мотивов (см. выше 3.1). Третий эпизод содержит интересующий нас рассказ о поездке на Русь братьев Бьёрна и Карла (Msk. 3-5; лакуна восполняется по Flat. III 253-256; также Fms. VI, 7-10). Четвертый - освещает события, непосредственно предшествующие и обусловившие возвращение Магнуса в Норвегию: приезд знатных норвежцев с приглашением Магнуса на трон и их отъезд в Норвегию. Собственно поездка Бьёрна и Карла рассматривается составителем "Гнилой кожи" как исходный момент подготовки возвращения Магнуса: именно они становятся главными сторонниками юного претендента на трон и уговаривают норвежцев отправиться на Русь за Магнусом. Таким образом, третий и четвертый эпизоды тесно связаны по содержанию. Отличает их от предшествующих эпизодов отсутствие стереотипов, сюжетных мотивов и образов, традиционных как для саг вообще, так и для рассказов о пребывании скандинавов на Руси. Только из этих эпизодов, видимо, содержащих, по его мнению, достоверную информацию, отобрал материал Снорри Стурлусон, использовавший при составлении "Круга земного" "Гнилую кожу": он включил (в сильно сокращенном виде) рассказ о поездке норвежского посольства на Русь.

    Третий эпизод, повествующий о поездке Бьёрна и Карла, занимает в "Саге о Магнусе Добром и Харальде Суровом Правителе" особую главу. Ее название "О немирье между конунгами Свейном и Ярицлейвом" описывает, однако, не непосредственные события, изображаемые в главе, как это обычно для саг, а ту политическую ситуацию, в которой происходят изображаемые события. Действительно, вражда Ярослава к сыну Кнута Великого Свейну, назначенному правителем Норвегии после смерти Олава Харальдссона, упоминается неоднократно и является своеобразным лейтмотивом главы.

    Глава открывается характеристикой ситуации: "Вот нет мира между Свейном сыном Альвивы и конунгом Ярицлейвом, потому что конунг Ярицлейв думает, что норвежцы предали святого конунга Олава, и в течение некоторого времени между ними не было торгового мира (cavpfridr)". Далее рассказывается, что, невзирая на то, что "ныне эта поездка не может быть названа безопасной, потому что между Свейном и конунгом Ярицлейвом несогласие и нет мира между ними", братья Бьёрн и Карл отправляются в торговую поездку в Аустрвег (i Austrveg cavpferd). Прибыв в "большой торговый город", они оказываются под угрозой нападения местных жителей, опознавших в них норвежцев, и вынуждены отправиться к Ярославу, который сначала намеревается казнить их, как ранее других норвежцев, но затем освобождает их по просьбе Магнуса, оставляет у себя на зиму и весной отправляет в Норвегию. Так, определенная в начале главы ситуация "отсутствия мира" вообще и "отсутствия торгового мира" в частности детализируется в конкретном развитии сюжета (Msk. 5-7).

    Согласно тексту саги, отсутствие торгового мира обусловлено враждой Ярослава и Свейна, в условиях которой Ярослав, очевидно, запретил торговлю с норвежцами. Местные жители нападают на купцов, лишь узнав, что купцы прибыли из Норвегии. Как следует из рассказа об их пребывании в "большом торговом городе" (Ладоге?), купцы не имеют гарантий личной безопасности и могут подвергнуться безнаказанному нападению местных жителей, быть ранены или даже убиты ими, а их товары разграблены. Получить гарантию личной безопасности, равно как и разрешение на свободную торговлю Бьёрн и Карл могут лишь у Ярослава, верховного правителя Руси. Возможность подобной ситуации в отсутствие торгового мира подтверждается содержанием понятия caupfridr, "торговый мир". Оно встречается в нескольких сагах. Из их контекста следует, что торговый мир устанавливается конунгом или местным правителем, т.е. его введение является государственной акцией. Мир дается на определенный срок и может распространяться как на всех купцов, так и лишь на некоторых лиц. Давая торговый мир, конунг гарантирует личную безопасность купцов и сохранность их товаров, а также право торговать (в установленных местах?). Действие торгового мира может распространяться, видимо, либо на все государство, либо на определенную область, либо на торговый город.

    Упоминание в саге резко враждебного отношения Ярослава к Свейну, наместнику в Норвегии главного врага Олава Харальдссона Кнута Великого, а также ко всем норвежцам из-за их "предательства" Олава, предполагает, что ранее, во время правления Олава, между Русью и Норвегией существовали дружественные отношения. Это подтверждается и тем, что Олав, спасаясь от Кнута, избрал местом убежища Русь Ярослава.

    Указание на отсутствие торгового мира при Свейне (это единственный случай упоминания в сагах разрыва торговых отношений с Русью, хотя подобное, очевидно, случалось не раз: так, в 1188 г. новгородские власти запретили новгородским купцам ехать на Готланд, а скандинавские купцы были отпущены из Новгорода "без мира" и без сопровождения, что ставило под угрозу их безопасность), как кажется, говорит о существовании такового в предшествующее время, т.е. во времена Олава (1014-1028 гг.) Более того, это и один из немногих случаев, когда торговые отношения предстают не как индивидуальное предприятие того или иного скандинава (таково обычное изображение торговых поездок на Русь в сагах), а как государственное дело.

    Таким образом, представляется правомерным предположить, что во время правления Олава Харальдссона был заключен торговый мир с Русью, обеспечивавший свободную торговлю и безопасность норвежских купцов на Руси. Однако до 1022 г. Ярослав находился в дружественных отношениях с англо-датским правителем Кнутом Великим, главным противником Олава на Балтике, и шведским конунгом Олавом Шётконунгом, отцом Ингигерд, который также был с Олавом во вражде (см. 4.1). Вероятно, недружественны были отношения Олава Харальдссона и с Ярославом, поскольку в это время на Русь приходят норвежцы - противники Олава (в частности, Эймунд Хрингссон). Политическая ситуация резко меняется после смерти Олава Шётконунга и прихода к власти в Швеции Анунда-Якоба, который вступает в союз с Олавом Харальдссоном против Кнута. Лишь после этого Ярослав, постоянно находившийся в дружественных отношениях со Швецией, мог сменить свои политические ориентации и установить связи с Норвегией. Особенно важна была для Ярослава поддержка северных соседей в период обострения борьбы за киевский стол с Мстиславом в 1023-1024 гг.: не случайно в битве при Листвене на его стороне участвует отряд варягов, возглавляемый неким Якуном (Хаконом), которого ряд исследователей отождествляет с норвежским ярлом Хаконом из Хладира. Не было ли сближение Руси с Норвегией обусловлено именно потребностью Ярослава в военной поддержке, которую в тот момент Анунд-Якоб оказать ему не мог из-за внутриполитических проблем в самой Швеции?

    Открывшаяся возможность сближения с Русью была крайне важна и для Олава Харальдссона: традиционные торговые связи Норвегии с Англией были прерваны Кнутом, королем одновременно и Дании, и Англии. Единственным открытым для норвежских купцов путем был путь на восток в Балтийское море, и Новгород, крупнейший центр балтийской торговли, не мог не рассматриваться как наиболее выгодный торговый партнер: не случайно "Сага об Олаве Святом" содержит целый ряд упоминаний о торговых поездках норвежцев на Русь, в части из которых Олав принимает участие деньгами в качестве компаньона (felagi; см. ниже 6.4).

    Можно предположить, таким образом, что "Сага о Магнусе Добром и Харальде Суровом Правителе" донесла до нас информацию о неизвестном по другим источникам торговом договоре, заключенном между 1024 и 1028 гг. Ярославом Мудрым и Олавом Харальдссоном.

6.3. ГОТСКИЙ ДВОР И ЕГО ПРЕДШЕСТВЕННИКИ

    В 1269 г. был составлен проект договора (сохранился на немецком языке) о правилах ведения торговли между новгородским князем Ярославом Ярославичем и представителями Любека, важнейшего ганзейского центра, и Готланда. В нем неоднократно упоминался Готский двор.

    "Возчикам в Новгороде брать с каждой ладьи за перевозку в Новгороде с берега... в Готский двор - 10 кун... А придет кто-нибудь с острым оружием... в Готский двор и там ранит кого-нибудь или возьмет товар, а поймают его, то вести его на суд и судить по преступлению... А порубят ворота или тын, то судить по преступлению; и где был издавна тын вокруг двора, там, если старый тын вырвут, поставить новый и не захватывать больше. Где есть луга... у готов, ими владеть им там, где они объявят" (Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1949. № 31). Чуть более поздний проект договора на латинском языке определяет владения Готского двора: "Готский двор с церковью и кладбищем св. Олава".

    В середине XIII в., таким образом, в Новгороде существует подворье готландских (и, вероятно, не только готландских, но и всех скандинавских) купцов; оно находится поблизости от Волхова (плата за перегрузку товаров с ладей на двор меньше, чем установленная плата для другого торгового двора. Немецкого). Территория двора огорожена и обладает правом экстерриториальности. При дворе имеется церковь св. Олава и кладбище, кроме того, двор владеет угодьями (лугами). Перед нами картина сложившегося купеческого подворья, где останавливаются и хранят свои товары иноземные купцы, подворья, находящегося под особой юрисдикцией местных властей и защищенного специальными установлениями.

    Существование Готского двора подтверждается и археологическими источниками. Его территория действительно находилась практически на берегу Волхова на Торговой стороне и занимала довольно обширную площадь (исследована только небольшая часть ее из-за современной застройки). По археологическим данным, возникновение Готского двора относится к началу XII в.

    При всем обилии сведений о торговле с Новгородом скандинавские источники не содержат упоминаний о Готском дворе. Однако церковь св. Олава им хорошо известна. Она названа уже в среднешведской рунической надписи 1070-х - 1090-х годов:

    "Руна велела сделать [этот] памятник по Спьяльбуду и по Свейну, и по Андветту, и по Рагнару, сыновьям своим и Хельги; и Сигрид по Спьяльбуду, своему супругу. Он умер в Хольмгарде в церкви [святого] Олава. Эпир вырезал руны" (Рунические надписи. № 89).

    С середины XII в. в Новгородской I летописи неоднократно упоминается в связи с пожарами варяжская божница.

    Церковь оказывается также в центре двух рассказов о чудесах св. Олава: в одном - ее священник спасает Новгород от опустошительного пожара, вынеся из церкви изображение Олава, в другом - немой ремесленник-варяг обретает речь, заснув в церкви св. Олава и увидев святого во сне. Создание этих новелл о чудесах св. Олава было связано, очевидно, с основанием храма, патроном которого он являлся. Обе они - в отличие от других многочисленных рассказов о его чудесах - служат прославлению не только самого святого, но, в первую очередь, церкви, посвященной ему: чудеса происходят после обращения страждущего к священнослужителю, а не к святому. Распространение культа св. Олава в Новгороде происходит практически сразу после смерти Олава Харальдссона в 1030 г. (см. ниже 7.3), а вскоре после на Руси оказывается сводный брат и сторонник Олава, Харальд Суровый Правитель, пребывание которого в Новгороде не могло не усилить культа святого. Видимо, именно с Харальдом можно связывать основание церкви св. Олава в Новгороде и датировать это событие 1030-ми - началом 1040-х годов.

    Однако существование церкви еще не означало учреждения торгового двора. В XI-XII вв. купеческая церковь вместе с относящимися к ней постройками сама по себе представляла важнейший элемент на торговых коммуникациях Балтики. В ней отводилось место для хранения товаров. Являясь священным местом, она в какой-то мере оберегала купцов и их товары от нападений и грабежа. В надворных постройках купцы могли найти приют, а с помощью священнослужителей, длительное время находившихся в городе, они могли познакомиться с местной обстановкой. Церковь св. Олава, патрона заморской торговли, несомненно служила купцам, приезжающим с Готланда и из других скандинавских стран, и в этом качестве могла являться предшественницей купеческого двора.

    Вместе с тем есть свидетельства и того, что еще задолго до основания церкви в Новгороде существовало некое подворье, предназначенное для варягов. В Новгороде конца X - первой половины XI в. постоянно находился больший или меньший контингент скандинавов: дружинников новгородских князей и наместников великого киевского князя, новоприбывших искателей богатства и славы, торговых людей. Особенно широко, как мы знаем, привлекал их на свою службу Ярослав Мудрый. Но, как это ни парадоксально, археологические находки скандинавских вещей в Новгороде крайне немногочисленны (в отличие от Городища и Ладоги). Противоречие между материальными свидетельствами и данными письменных источников не находит иного объяснения, кроме предположения, что скандинавы не были рассредоточены по городу, а жили, по крайней мере большинство из них, в каком-то одном месте.

    И действительно, под 1016 г. более кратко в "Повести временных лет" и более подробно в Новгородской I летописи рассказывается о бесчинствах варягов Ярослава в Новгороде и их избиении новгородцами на "Поромоне дворе". Название Поромонъ дворъ наиболее удачно объясняется из древнескандинавского слова farmenn - мн. ч. от farmadr, "путешественник, мореплаватель; купец, ведущий заморскую торговлю". Купеческие дворы в торговых центрах нередко назывались производным от него словом farmannagardr, т.е. точным соответствием летописного наименования. Можно поэтому предполагать, что летописный Поромонъ двор и был тем самым местом, где обитали варяжские наемники Ярослава и где останавливались приезжавшие скандинавские купцы. Заманчиво связать этот двор с "палатами", построенными Ярославом для Эймунда и его дружины примерно в это время (1015-1016 гг.), о чем рассказывается в "Пряди об Эймунде" (см. выше 3.2). По условиям договора, который Ярослав заключает с Эймундом при найме его на службу, Ярослав обязуется дать ему и его дружине дом, что позднее и делает: "Ярицлейв конунг велел выстроить им каменный дом и хорошо убрать драгоценной тканью" (Королевские саги 2. С. 94, 108). Возможно, воспоминания об этой палате отразились в вымышленном эпизоде ссоры Ярослава и Ингигерд в своде королевских саг "Гнилая кожа" (см. выше 4.1).

    Таким образом, совокупность древнескандинавских, древнерусских, ганзейских источников позволяет более или менее уверенно реконструировать основные этапы истории скандинавского подворья в Новгороде: палаты, построенные Ярославом для своих дружинников-варягов ок. 1016 г., церковь св. Олава, основанная, вероятно, в 1030-х - начале 1040-х годов, Готский двор с особой юрисдикцией и разнообразными владениями в XII в.

6.4. "ГРАНИ СДЕЛАЛ ЭТОТ ХОЛМ ПО КАРЛУ, СВОЕМУ СОТОВАРИЩУ"

    В приведенном в начале этой главы тексте рассказывается среди прочего о том, что, узнав о поездке Гудлейка в Гарды, "конунг Олав послал ему слово, что он хочет встретиться с ним. И когда Гудлейк приехал к нему, говорит ему конунг, что он хочет вступить с ним в товарищество, попросил его купить себе те ценные вещи, которые трудно достать там в стране... Тогда конунг повелел выплатить ему столько денег, сколько ему казалось необходимым". "Товарищество" обозначается здесь термином felag, а "сотоварищи" - термином felagi. Что же представляло собой это "товарищество" и какую роль оно играло в торговле с Русью?

    Слово felagi, имеет в древнескандинавских источниках (рунических надписях, сагах, судебниках) несколько значений: наиболее широкое - "друг, товарищ, приятель", и более узкое, при котором оно обозначает объединение имущества несколькими людьми на время викингского похода, соединяющее их более тесными узами, нежели внутридружинные связи, приближающимися к отношениям побратимства. Очевидно, в этом значении слово не являлось термином, так как оно могло использоваться как синоним к обозначениям дружины и вообще военного отряда. Однако дальнейшее развитие семантики слова привело к его терминологизации для обозначения товариществ купцов, и в сагах и судебниках оно представлено уже в этом значении.

    О "вступлении в товарищество" при торговых поездках, в том числе на Русь, говорится во многих сагах. Собираясь поехать для торговли в какую-либо страну, двое или несколько человек договариваются о совместном обеспечении поездки: покупке корабля и его оснащении, приобретении товаров для торговли или внесении денег для закупки ценных предметов. Каждый из "сотоварищей" оплачивает определенную часть расходов. Достигнутая договоренность о "товариществе" не может быть видоизменена: так, в "Саге об Одде Стреле" брат Одда отказывается взять его на корабль, потому что "товарищество" уже заключено. Соответственно внесенной части расходов (деньгами, товарами или кораблем) распределяется и прибыль после похода: "После этого Кьяртан купил половину корабля у Кальва, и они договорились делить все добро пополам", рассказывается в "Саге о людях из Лососьей Долины" (гл. 40). В "товариществе" участвуют обычно два-три человека, как правило, не связанные родственными узами, более того, это могут быть жители разных скандинавских стран. Не всегда все "сотоварищи" участвуют в поездке: один из них может лишь вложить в нее деньги или товары. "Товарищества" образовывались для ведения международной торговли, но на короткий срок - одну поездку.

    Более четко имущественный и правовой статус "товарищества" определяется в древнейших судебниках Исландии ("Серый гусь") и Норвегии ("Законы Гулатинга"). Первый, записанный в конце XII в., посвящает ряд статей в разделе о наследстве имущественным отношениям, возникающим после смерти одного из компаньонов между его компаньонами и его родственниками.

    "Если люди заключили товарищество здесь в стране (Исландии. - Авт.) и уехали, и один из них умер, то пусть он (оставшийся в живых. - Авт.) не делит совместного имущества до встречи с наследниками. Пусть он использует все имущество, как было договорено... Если они становятся сотоварищами за пределами страны, то пусть он (оставшийся в живых. - Авт.), если хочет, не оставляет дел неразделенными, но оценит имущество, как будто он родич умершего" (Gragas. Hafniae, 1867. S. 211-212).     "Наследством сотоварища называется, когда люди имеют общий кошель, и, [если] один умрет, то другой должен держать и владеть [имуществом], пока он жив, если оно не больше трех марок. А если больше, то он имеет половину, а половину конунг, если наследники не объявятся в течение трех лет" (Norges gamle lov. Christiania, 1846. В. 1.8. 50).

    Положения судебников не только подтверждают описания саг, они существенно дополняют их. Во-первых, смерть одного из компаньонов не кладет конец деятельности второго, который до встречи с наследниками имеет право распоряжаться совместным имуществом, т.е. компаньоны являются доверенными лицами друг друга. Во-вторых, при отсутствии кровных родственников компаньоны становятся наследниками друг друга, приобретая право на все совместное имущество, как внесенное при образовании "товарищества", так и на полученную прибыль. Наряду с экономическими, компаньоны оказываются - в глазах общества - и в более тесных социальных отношениях. Об этом свидетельствует, в первую очередь, то, что они составляют единственную значительную по количеству категорию заказчиков рунических памятников, помимо родственников. Именно таким "сотоварищем" погибшего Карла был Грани, который установил в его память камень с надписью на о. Березань (приведена в заголовке этого раздела): вероятно, оба совершали торговую поездку в Византию (Рунические надписи. № 139). О близости компаньонов свидетельствует и квалификация убийства "сотоварища" как nidingsverk - наиболее тяжкий вид преступления, к которому относятся убийство родича, предательское убийство, тайное убийство и т.п. Повинный в таком преступлении обычно приговаривался к изгнанию или объявлялся вне закона.

    Упоминания об образовании "товариществ" при поездках на Русь, довольно многочисленные в сагах, освещают еще один аспект русско-скандинавской торговли. В XI в. она приобретает все более и более упорядоченный характер. Торговые договоры регламентируют ее ведение, гарантируют безопасность купцов и их товаров. Возникновение торговых дворов создает условия для регулярной торговли. Наконец, появление пусть еще примитивных купеческих объединений создает коллективную ответственность компаньонов во время торговых поездок, позволяет гарантировать купцу получение прибыли им самим или его наследниками, вовлекает в торговые отношения с Русью значительное количество людей, которые не могут или не хотят пускаться в опасные плавания.