Содержание История -lants.ru |
Лекция 5
Власть в Древней Руси
(продолжение)
Численность и состав дружины.
Несмотря на всю скудость источников по истории Древней Руси, они дают достаточные основания для того, чтобы определить, какова была численность дружины и из кого она состояла. Одним из самых ранних упоминаний о ч_и_с_л_е_н_н_о_с_т_и дружины русских князей является фрагмент из записок Ибн-Фадлана, который в 921-922 гг. в составе багдадского посольства совершил путешествие в земли волжских булгар. Там ему удалось пообщаться с “русами” и даже наблюдать обряд погребения их “царя”. Наряду с прочими особенностями, подмеченными Ибн-Фадланом, в его записках есть интересующее нас упоминание:
“Один из обычаев царя русов тот, что вместе с ним в его очень высоком замке постоянно находятся четыреста мужей из числа богатырей, его сподвижников, причем находящиеся у него надежные люди из их числа умирают при его смерти и бывают убиты за него”.
По мнению А.А. Горского, сведения Ибн Фадлана вполне достоверны:
“Численность дружины “царя русов”, названная Ибн-Фадланом, возможно, близка к истинной, о чем свидетельствует сравнение с западнославянским материалом: так, по подсчетам Т. Василевского (основанным на археологических данных), князья Гнезна - главного центра польских полян - в IX в. имели непосредственно при себе не более 200 дружинников”.
Итак, древнерусский князь, судя по всему, возглавлял вооруженный отряд в 200-400 человек. Они то и составляли княжескую дружину.
Несколько сложнее определить с_т_р_у_к_т_у_р_у дружины. Вывод о том, что княжеские дружины имели иерархическое строение, кажется еще никем не подвергался сомнению. Однако саму эту иерархию каждый исследователь представляет по-своему. Практически все сходятся во мнении, что верхушку дружины составляла так называемая старшая дружина. Впрочем, состав ее определить достаточно сложно. С.М. Соловьев, И.Д. Беляев, И.Е. Забелин и др. согласны с тем, что в нее входили бояре. Впрочем, само слово боярин было, видимо, также неоднозначно. Вот что пишет Б.Д. Греков:
“Бояре нашей древности состоят из двух слоев. Это наиболее богатые люди, называемые часто людьми “лучшими, нарочитыми, старейшими” - продукт общественной эволюции каждого данного места - туземная знать, а также высшие члены княжеского двора, часть которых может быть пришлого и неславянского происхождения. Терминология наших летописей иногда различает эти два слоя знати: “бояре” и “старцы”. “Старцы”, или иначе “старейшие”, - это и есть так называемые земские бояре. Летописец переводит латинский термин “senatores terrae” - “старци и жители земли” (Nobilis in portis vir ejus, guando sederit cum senatoribus terrae” - взорен бывает во вратех муж ее, внегда аще сядеть на сонмищи с старци и с жители земли). По возвращении посланных для ознакомления с разными религиями, Владимир созвал “бояри своя и старци”. “Никакого не может быть сомнения, - пишет по этому поводу Владимирский-Буданов, - что восточные славяне издревле (не зависимо от пришлых княжеских дворян) имели среди себя такой же класс лучших людей, который у западных славян именуется majores natu,seniores, кметы и др. терминами”. Эти земские бояре отличаются от бояр княжеских. Владимир I созывал на пиры “боляр своих, посадников и старейшин по всем городам”, в своем киевском дворце он угощал “боляр, гридей, сотских, десятских и нарочитых мужей”. В Новгороде особенно ясно бросается в глаза наличие этих земских бояр. Когда в Новгороде при кн. Ярославе новгородцы в 1015 г. перебили варяжских дружинников, князь отомстил избиением их “нарочитых мужей”, составляющих здесь “тысячу”, т.е. новгородскую военную, не варяжскую организацию. В 1018 г. побежденный Болеславом Польским и Святополком Ярослав прибежал в Новгород и хотел бежать за море; новгородцы не пустили его и заявили, что готовы биться с Болеславом и Святополком, и “начаша скот сбирать от мужа по 4 куны, а от старост по 10 гривен, а от бояр по 18 гривен”. Совершенно очевидно, что новгородское вече обложило этим сбором не княжеских дружинников, которых в данный момент у Ярослава не было, потому что он прибежал в Новгород только с 4 мужами, а местное население, и в том числе бояр.
Таких же местных бояр мы видим в Киеве. Ольговичи, нанесшие поражение киевскому князю Ярополку Владимировичу (сыну Мономаха) в 1136 году, как говорит летописец “яща бояр много: Давида Ярославича, тысяцкого, и Станислава Доброго Тудковича и прочих мужей... много бо бяше бояре киевкии изоймали”. Это были бояре киевские, а не Ярополковы, т.е. местная киевская знать.... Итак, бояре есть разные, точно так же, как и городские и сельские жители...”
Впрочем, наше стремление увидеть в боярине обязательно влиятельного придворного наталкивается на существенное препятствие - источники в частности, “Русскую правду”. В ней, как неоднократно отмечалось различными исследователями, бояре свободно подменяются огнищанами (кстати, может быть, “огнищанин” не значит “управляющий княжеским хозяйством”, а просто “домовладелец”? или “землевладелец”?, что, впрочем, могло совпадать для раннего периода), русинами, княжими мужами или просто мужами. Из этого, как представляется, может следовать весьма любопытный вывод, нуждающийся, однако, в дополнительном обосновании (или опровержении): “боярин” - едва ли не просто “свободный человек”. При этом, возможно, существовала некоторая градация “земских бояр”.
Часть “старейшей” дружины, возможно, составляли “мужи” (И.Д. Беляев), к которым иногда прибавляют огнищан (М.В. Довнар-Запольский). По мнению С.Ю. Юшкова, “мужи” били боярами-вассалами. При этом не исключено, что они могли возглавлять собственные небольшие отряды, состоявшие из младших родичей, вольных слуг и рабов. Ответственность за вооружение и снабжение подобных “дружин” должна была, очевидно, возлагаться на самих бояр. Порядок и дисциплина в походе и боях поддерживались личными связями боярина-дружинника с его “чадью” и личной же связью боярина со своим князем.
“Средний” слой дружины составляли гридьба (С.М. Соловьев, И.Д. Забелин) или княжие мужи (И.А. Порай-Кошиц). Не исключено, что в отличие от бояр, привлекавшихся к управлению, мужи занимались только военной службой.
“Младшая” дружина состояла из прислуги (гридей). Сюда входили видимо, пасынки и отроки. Скорее всего, это были военные-слуги. Кроме того, как считал Н. Загоскин, к “младшей” дружине относились также детские, выполнявшие лишь военные функции (оруженосцы?). Уже сами термины, которыми называются все упомянутые, кроме бояр и мужей, категории (тождественные наименованиям младших членов рода, выполнявших “черную” работу), являются косвенной характеристикой этих социальных групп. Скорее всего, прав был М.Ф. Владимирский-Буданов, считавший, что первоначально члены “средней” и “молодшей” дружины были несвободными или полусвободными людьми. Они могли называться и дворовыми людьми. Именно отсюда, как считает большинство исследователей, и произошло более позднее наименование слуг-министериалов - дворяне.
Старшая дружина, видимо, идентична упоминавшейся в источниках дружине “отцовской”, т.е. она была не только номинально, ни и фактически старшей). В то же время значительную часть княжеского отряда составляли его сверстники. Недаром само слово дружина происходит от слова друг, которое первоначально было очень близко по значению словам товарищ (от слова товар - “походный лагерь”, связанного с тюркской формой, близкой турецкому tabur - “табор”), соратник. Молодые дружинники росли и воспитывались с князем с 13-14 летнего возраста. Вместе с этими дружинниками князь обучался военному делу, ходил в первые походы. Видимо, их связывали дружеские узы, которые подкреплялись взаимными личными обязательствами. Возможно, именно эта часть отряда и составляла “среднюю” дружину.
Судя по всему, со временем князь предпочитает опираться не на отцовских дружинников, а на своих сверстников. Возможно, именно с этим связаны многочисленные упреки летописцев в адрес князей, в том, что они прислушиваются к советам “уных”, пренебрегая мнением “старейших”:
“В лето 6601 г... И нача любити [великий князь Всеволод Ярославич] смысл уных, свет творя с ними; сии же начаша заводити й, негодовати дружины своея первыя и людем не доходити княже правды, начаша ти унии грабити, людий продавати, сему не ведущу в болезнех своих”.
Возможно, за этим скрывается постепенное усиление роли князя, стремившегося избавиться от влияния дружины. Стоит, однако, упомянуть, что данный текст, возможно, не следует понимать буквально. В основе его, скорее всего, лежит библейский рассказ о том, как царь Ровоам, прежде советовавшийся “со старцами, которые предстояли пред Соломоном, отцом его”, позднее пренебрег их советом и стал руководствоваться тем, что “говорили ему молодые люди, которые выросли вместе с ним”, и это привело к несчастью (3 Цар. 12: 6-11, 13-14; 2 Пар. 10: 6-11, 13). Тем не менее, основа для такого соотнесения поведения Всеволода Ярославича и Ровоама, несомненно была.