Со второй четверти XIII в. развитие Руси пошло по совершенно иному руслу, что связано, в первую очередь, с монголо-татарским завоеванием.
Монголо-татарское государство возникло вдалеке от границ Древней Руси - в Центральной Азии. Его основу составили монгольские кочевники, у которых в конце XII - начале XIII вв. начались процессы полигенеза (образования государства), подобные тем, что пережили славяне в IX в. Как и все государственные образования такого рода монголо-татарское государство оказалось крайне воинственным не только по духу, но и по своей структуре.
Благодаря тому обстоятельству, что большинство окружающих их соседей к этому времени уже преодолели стадию первичной агрессивности, свойственную молодым государствам, и утратили в значительной степени свои способности противостоять сильному и единому противнику, монголо-татарам, несмотря на сравнительно невысокий уровень развития, удалось весьма быстро разгромить и завоевать их. К началу 20-х гг. XIII в. ими были покорены Северный Китай, Средняя Азия и значительная часть Закавказья, в результате чего отдельные отряды монголо-татар появились вблизи границ Древней Руси.
Хотя завоевание Руси, видимо, в этот момент не входило в их намерения, первое столкновение русских князей с монголо-татарами произошло именно тогда. Оказавшиеся не в состоянии противостоять монголо-татарскому натиску половцы обратились за помощью к князьям Южной Руси. Согласие помочь обернулось для них тяжелейшим поражением, понесенным русскими в битва на Калке в мае 1223 г. Поражение, вызванное незнанием противника и несогласованностью действий князей, не стало, однако, уроком для Руси, возможно потому, что монголо-татары не предпринимали попыток нападения на Русь в течение последующих тринадцати лет.
Лишь в декабре 1237 г. их войска появляются под Рязанью. Существует немало версий по поводу целей и задач этого похода от легковесно-гумилевского простого непонимания рязанцами монголо-татар до глобальных схем большого завоевательного похода на Запад, или объявления Руси едва ли не главной целью всех монгольских завоеваний. Однако, по-видимому, мы имеем дело с походом без четко обозначенных целей, главной идеей которого являлись грабеж и получение дани, а не захват территории, мало привлекательной для кочевников в силу их образа жизни и экономического уклада. Границы же вторжения зависели не столько от конкретных замыслов, сколько от степени сопротивления, которое им могло быть оказано.
При всей разноречивости в оценках соотношения сил между монголо-татарами и русскими очевидно несомненное преимущество первых в уровне организованности, дисциплины и единства. Это-то и обеспечило им, несмотря на весь героизм защитников Руси, победу во время похода 1237 - 1241 гг.
Разгром сначала Северо-Восточной, а затем Южной Руси позволил монголо-татарам предпринять попытку развить успех в Западной Европе, что им в значительной мере удалось, однако, вовремя почувствовав недостаточность сил для решения этой задачи, они отказались от ее выполнения. Нередко, правда, этот отказ выдвигают в обоснование идеи о том, что "Русь спасла Западную Европу от монголо-татарского нашествия" ценой последующего отставания от нее, однако рассмотрение реальных фактов показывает несомненную завышенность подобных мессианских оценок.
Но, конечно же, разгром Руси имел для нее серьезнейшие последствия. Разорение страны, резкое уменьшение населения, упадок культуры - вот далеко не полный перечень бед, принесенных монголо-татарами. Нельзя также не отметить среди последствий нашествия распад древнерусской народности, после того как земли Руси оказались поделены между Золотой Ордой и Великим княжеством Литовским в XIV в.
Нередко основной ущерб, причиненный нашествием, видят в последующем монголо-татарском иге, задержавшем развитие России на двести лет. Такое представление вытекает из упрощенного определения исторического процесса как однозначно заданного, который может развиваться либо "вперед", либо - "назад", либо - стоять на месте. Подобное представление обедняет понятие исторического процесса, у которого на деле нет ни цели, ни начала, ни конца (все это приписывается истории человеком), поэтому его невозможно задержать. Другое дело, что может измениться направление развития.
Именно это и произошло в результате монголо-татарского нашествия. Оно не затормозило, а изменило направленность развития России. Ранее развивавшаяся в тесной связи со странами Запада, Русь оказалась теперь изолированной от них. Это привело к тому, что в ее облике стали сильнее проявляться черты "восточного" уклада. Скандинавско-славянский синтез сменился русско-татарским симбиозом.
Монголо-татарское нашествие нанесло значительный ущерб всем отраслям экономики и культуры Руси, привело в запустение и без того не слишком заселенные территории. Погибли или были угнаны в рабство наиболее квалифицированные ремесленники, почти полностью был выбит дружинный слой. Наибольший урон при этом понесла городская культура, многие города так и не оправились после этого удара. Отсюда вполне понятно, почему в отличие от сельского хозяйства, сумевшего сравнительно быстро начать восстановление, города стали оправляться лишь с началом XIV в.
Упадок городской культуры, ремесла, целых слоев населения, как правило, наиболее образованных, не могли не привести к деградации уровня общественных отношений, изменению (в основном, упрощению) сложившихся политических и общественных структур.
В то же время, эти изменения на первых порах не были осознаны верхушкой древнерусского общества. Часть князей видела в поражении лишь некую случайность, которую следует как можно быстрее преодолеть. Единственно возможным средством исправления ситуации с их точки зрения мог быть лишь традиционный путь военного противостояния. Ими предпринимается попытка создания антитатарской коалиции, однако их постигает неудача.
Совершенно иная линия в русско-татарских отношениях видна в действиях Александра Ярославича (Невского), который, видимо, одним из первых осознал явную недостаточность сил для вооруженной борьбы и повел политику налаживания мирных отношений с татарскими ханами, даже если для этого приходилось поступиться значительной частью суверенитета и доходов.
В отечественной исторической литературе оценка двух этих линий в политике русских князей по отношению к монголо-татарам была весьма неоднозначной. Советские историки по преимуществу обращали внимание на "героическую борьбу русского народа против монголо-татарских завоевателей" (забывая, порой, что ее возглавляли русские князья) и подчеркивали ее огромное значение, правда, не вдаваясь в детали. В дореволюционной историографии, напротив, наибольшая роль отводилась Александру Невскому и его усилиям по возрождению Руси. В современной литературе наметился возврат к такой оценке.
Видимо, оценка значимости той или иной линии политики по отношению к татарам не может быть дана без уяснения их возможных результатов. Если исходить их долгосрочных перспектив, то политика Александра Невского действительно способствовала укреплению Руси, собиранию сил для будущей ликвидации зависимости от татар. Однако несомненно и другое: борьба против татар отнюдь не была безрезультатной, они были вынуждены смягчить условия зависимости (в частности, передать сбор дани русским князьям). Таким образом, борьба русского народа улучшила существование Руси в рамках татарской зависимости, в то время как ликвидация этой зависимости была обусловлена политикой мира.
К 60 - 70- м гг. XIII в. осознание невозможности вооруженного противоборства стало доминирующей линией в отношениях русских князей с татарами, в результате чего стала складываться достаточно прочная система взаимоотношений, все более превращавшая Русь в составную часть весьма своеобразного государственного объединения.
Завоевание Руси не сопровождалось ее оккупацией: татары создали на границе с нею собственное государственное образование - Золотую Орду. Они не пытались насаждать своих порядков на Руси (так, например, будучи сами язычниками, они не только не подвергли гонениям православную церковь, но, напротив, предоставили ей самые обширные льготы), единственное, что их интересовало, по крайней мере, первоначально, - это своевременная и полная уплата дани.
Впрочем, это отнюдь не означало их отказа от вмешательства в дела Руси на политическом уровне. Татарские ханы стремились создать (и создали) весьма жесткую систему контроля за деятельностью русских князей. Исправное получение дани во многом зависело от политической стабильности на Руси, которая по-прежнему подвергалась серьезным испытаниям, благодаря нисколько не прекратившимся и после завоевания усобицам. Это заставило Орду активно заняться (в своих собственных, конечно, интересах) "улаживанием" межкняжеских конфликтов. В конечном итоге, это вылилось в систему ярлыков - права ордынских ханов контролировать передачу наследования княжеских уделов и великого княжения с помощью особых грамот - ярлыков.
Контроль за русскими князьями до конца XIII в. осуществлялся с помощью баскаков - ханских уполномоченных по сбору дани. Однако сопротивление, оказанное им на Руси, вынудило Орду смягчить контроль, передав в начале XIV в. сбор дани в руки самих князей. Дань (на Руси она получила название "выход") была весьма внушительной: во-первых, "десятина" - десятая часть всех доходов, во вторых, "тамга" - сбор от занятий ремеслом и торговлей, в третьих, "запросы" - дополнительные сборы. И это не считая ямской, постойной повинностей и неупорядоченных набегов отдельных татарских "ратей". Кроме того, Орда стремилась использовать не только экономический, но и военный потенциал Руси, привлекая русские дружины к участию в войнах против своих противников.
В свою очередь, и татары оказались "полезны" Руси. Помимо уже упомянутого выше поддержания определенной политической стабильности, Орда была той высшей инстанцией, к которой апеллировали князья в своих спорах. По сути дела, Золотая Орда стала играть роль коллективного "великого князя" (при сохранении великокняжеского титула на Руси).
Существование общности и взаимности интересов политических верхушек Руси и Орды никак не укладывается в общеупотребительную схему русско-ордынских отношений XIII - XV вв. как монголо-татарского ига. С другой стороны, вряд ли правомерны попытки представить эти отношения как едва ли не добровольный союз в целях противостояния чуждому Западу, как предлагают, например, сторонники концепции Л.Н. Гумилева, умаляя значение таких элементов системы как "выход", ярлыки, баскаки и др.
Видимо, точнее можно было сформулировать характер русско-татарских отношений этого периода как весьма своеобразное дуалистическое русско-татарское симбиотическое государственное образование с доминирующей ролью татарского элемента.
Русско-татарское государство сложилось как принудительное объединение с весьма незавидным местом, занимаемым его русской частью. Естественно, такая роль никак не соответствовало уровню общественного развития и культуры Руси и с неизбежностью порождала антитатарские настроения в русской среде. Однако в течение ХIII - первой половины XIV вв. они проявлялись сравнительно слабо. И только с середины XIV в. становятся все более очевидными.
Причины этого обычно видят в развитии тех объединительных процессов, которые начинаются на Руси в XIV в. Но, в свою очередь, возникает вопрос о причинах этого нарастания центростремительного движения.
Надо заметить, что объединительные тенденции в этот период характерны для очень многих государств, прежде всего, Западной Европы. А если совпадают процессы, то, возможно, они имеют и общие причины. Поэтому их сравнение позволяет лучше понять то, что происходило в тот период на Руси.
Большинство современных исследователей подчеркивает первостепенное значение для объединения западных государств складывания национальных рынков в результате быстрого роста городов, производства и торговли. Одновременно отмечается значительная роль внешних угроз, необходимость противостояния которым усиливала стремление к объединению. Обращается внимание, наконец, на централизующую деятельность государственной власти.
Если же мы перенесемся на Восток, то здесь ситуация выглядит иначе. Говорить о росте товарного производства, а тем более, складывании национального рынка еще просто не приходится, то есть экономические причины к объединению в этот период фактически полностью отсутствуют. А вот что касается второй группы факторов - внешней (впрочем, достаточно условной, поскольку мы имеем дело с двуединым государством)- она присутствует вне всякого сомнения. Опасность растворения русской культуры в чужеродной среде, вынужденная необходимость русской верхушки делиться частью своих доходов, участие в разрешении задач, противоречащих национальным интересам - все это явные элементы из разряда внешних угроз.
Ликвидировать эту опасность было невозможно в условиях разрозненности усилий. Лишь при наличии единства всех сил русского народа ордынская зависимость могла быть уничтожена. Поэтому именно необходимость освобождения от власти Орды оказалась тем важнейшим побудительным мотивом, который форсировал объединительные процессы в Русском государстве.
Однако превращение потребности в реальное объединение могло осуществиться лишь при наличии конкретных сил, борющихся за достижение этой цели. К тому же, крайне необходим был какой-то объединительный центр, вокруг которого могли бы сгруппироваться эти силы. В исторической литературе роль такого центра едва ли не с фатальной неотвратимостью закрепляется за Москвой. В доказательство приводятся такие факторы, как ее центральное положение в рамках Северо-Восточной Руси, защищенность от набегов Орды, высокий уровень хозяйственного развития и гибкость политики московских князей. Однако сравнение этих показателей с возможностями других княжеств показывает, что по ряду объективных параметров многие из них не только не уступали, но нередко превосходили Москву и могли также претендовать (и, порой, с успехом претендовали) на эту роль. Иными словами, Москве отнюдь не было предопределено стать центром Российского государства. Эту возможность ей пришлось добывать в сложнейшей и упорнейшей политической и военной борьбе с другими претендентами. Пожалуй, наиболее сильным среди них было Тверское княжество, в течение всего XIV в. боровшееся с Москвой за право возглавить объединительный процесс.
Сам же этот процесс затянулся более чем на двести лет, пройдя в своем развитии три основных этапа. На первом этапе (первая половина XIV в.) произошло выделение основных центров притяжения, которыми и стали Тверь и Москва. Если Тверь уже к концу XIII в. представляла из себя динамично развивающееся княжество, то Москва лишь к середине XIV в. усилиями московских князей и, прежде всего, Ивана I (Калиты) с помощью, если так можно выразиться, "сверхлояльности" к Орде сумела получить дополнительные преимущества и в соревновании за первенство на Руси. Одним из важнейших среди них стало перенесение в Москву резиденции русского митрополита, что превращало ее в церковный центр Руси.
Все это привело к тому, что главным содержанием второго этапа стала упорная борьба Москвы и Твери, в которой победа осталась за первой. Если на первом этапе успех Москвы был во многом обусловлен поддержкой Орды, то на втором, напротив, именно вступление московского князя Дмитрия в открытое военное противоборство с татарами обеспечило ему широкую социальную и политическую поддержку и, в конечном счете, победу в споре за лидерство. Колоссальное поражение, которое было нанесено татарам в Куликовской битве (1380 г.), закрепило за Москвой статус центра национально-освободительной борьбы по освобождению Руси от ордынской зависимости. Фактически именно это привело к окончательному перемещению объединительного центра в Москву.
Успех Дмитрия Донского предопределил основы политики последующих московских князей на третьем этапе (XV в.), которую можно охарактеризовать как собирание русских земель Москвой уже в качестве единоличного лидера, не имеющего себе равных противников. На первый взгляд, этому противоречит разгоревшаяся во второй четверти XV в. "феодальная война", однако, если мы глубже вглядимся в истоки этого конфликта, то обнаружим, что он представляет из себя, хотя и крупный, но все же банальный династический конфликт, в котором решался не вопрос о сохранении или ликвидации удельных порядков на Руси, а лишь о том, какая ветвь московского рода будет возглавлять процесс объединения. Поэтому не удивительно, что после завершения этого конфликта ход объединения заметно ускорился, особенно после присоединения Новгорода при Иване III в 70-х гг. XV в. При Иване III удалось решить и еще одну важную задачу - окончательно разрушить притязания Орды на взимание дани с Руси. Известное "стояние" на р.Угре (1480 г.) знаменовало окончательный переход от оборонительной к наступательной политике в отношении Орды.
Таким образом, к концу XV - началу XVI в. Русь превратилась в единое государство с соответствующей политической структурой, которая, впрочем, мало чем отличалась от системы управления княжеством. Во главе Московского государства стоял "Государь всея Руси", как стал именовать себя еще Иван III. Он в своей деятельности опирался на совет бояр, получивший у историков название Боярской думы. Усложнение задач государственного управления привело к появлению и новых органов - приказов - функциональных исполнительных учреждений, ведавших определенной отраслью государственных дел (Впрочем, первые приказы еще мало напоминали учреждения, являясь фактически лишь должностью одного лица). Распределение должностей в системе государственного управления происходило при помощи весьма своеобразной системы - местничества - порядка назначения на должность в соответствии со знатностью боярина, которая определялась его сроком службы московскому князю или родовитостью. Управление на местах передавалось в руки бояр-наместников, которые за осуществление своих обязанностей получали "корм" от населения (в натуральной и денежной форме). Такая система, получившая название кормления, приводила к серьезным злоупотреблениям со стороны "кормленщиков" и вызывала серьезные нарекания населения. Поэтому московские государи стремились ее ограничить. Одним из способов ограничения этого и других форм произвола было укрепление системы права. В этих целях при Иване III был разработан новый Судебник (1497 г.), устанавливающий единые правовые нормы ведения судопроизводства для всего Русского государства.
Таким образом, в конце XV - начале XVI вв. завершился процесс складывания единого Российского государства. Начавшись как средство борьбы с ордынской зависимостью, этот процесс постепенно приобрел самостоятельное значение, выйдя за рамки национально-освободительного движения. Московское государство сформировалось на весьма шатком экономическом основании, в условиях отсутствия серьезных внутренних стимулов к объединения. В известной степени объединение было преждевременным. Поэтому государству фактически пришлось взять на себя, помимо традиционных функций управления, и выполнение задачи создания необходимых для этого предпосылок, стать как бы локомотивом развития России.
Образование единого Российского государства несомненно способствовало развитию русской культуры; в его рамках более интенсивно стал идти процесс формирования великорусской народности.