Олег Савостьянов 
Авторы: Таня, Сева, Ланц
Олег Савостьянов
В Усад мы приехали уже ближе к вечеру. Было еще светло, но пасмурно. Погода вполне соответствовала сезону. Однако, хотя было прохладно, морда у Гури была красная, как после бани и он то и дело отирал с чела льющийся ручьями пот. А дело было вот в чем. Никита вез свой двухместный "Салют" на тележке, а Гуря тащил на себе более чем сорокакилограммовую тушу трехместного "Салюта", так как тележки у нас еще не было. Мы еще в Москве хотели нести отдельно шкуру и кости, но Никита сказал, что это нецелесообразно и, упаковав все в один тюк, взвалил его на Гурю. Кто нес Гурин рюкзак я не помню, может Ланц, а может Шурик. Они приехали нас проводить, поэтому были без вещей.
Сборка байдарки не была для нас чем-то новым. Один раз мы ее в Горенках уже собирали этим летом, когда обмывали покупку. Тем не менее собирали долго и трудно. Лодка была уже в возрасте (я бы даже сказал в пенсионном возрасте, а еще немного подумав добавил бы, что ей пора было оформлять какую-нибудь группу инвалидности) и у нее был целый букет болезней: и прогнивший брезент, и осыпавшаяся резина, и расщепившийся кильсон. О дырках в шкуре я не говорю, потому что они были заклеены заплатами. К тому же все время клинило окислившиеся и забитые грязью шпингалеты. Так что, пока мы вчетвером уродовали нашего "Голубого Фламинго", Боря с Никитой быстро собрали "Старушку Мэри".
Мы в два приема переправились на ближайший остров, разбили лагерь и принялись пьянствовать. Больше я из этого дня, к сожалению, ничего не помню.
Таня:
Начнем с того, что я не помню. Я почти не помню почему не пошла на речку с ребятами. Предполагаю, какая-то странная дурь меня посетила, скорее всего намечалась у меня свиданка с последнею любовью. Хотя, проводить их мне хотелось. Но этого я тоже не помню.
Теперь перейдем к тому, что я помню. Я обнаружила себя на острове в Усаде в следующей компании: Никита, Борька, Сева, Ланц, Сашка, Гуря и Галька. Гуря играл на гитаре сложные мотивчики, я пыталась петь, горел костер и все пили. Если привлечь логику, то можно сообразить, что пили мы в восемьдесят шестом году. Водку или портвейн мы тогда пили. Впрочем, я и сейчас их употребляю. Мы с Гурей начали петь песню про Прекрасное Далеко. Это было что-то невообразимое. Больше я такой нагрузки голосовым связкам не позволяла. Всем мое пение очень понравилось, но постепенно компания редела, сначала Сашку проводили, потом Ланца. Или наоборот.
Помню еще, что Боря и Сашка прощались на платформе со слезами и объятиями, кидаясь друг к другу с трагическими всхлипами:
- О, Шурик!!!
- О, Борис!!!!
Ланц:
Здесь будет рассказ Ланца, как он возвращался домой на электричке, пьяный вдребадан.
Таня:
Я решила еще в Москве, что на эту ночь останусь в компании, о чем даже заблаговременно предупредила домашних. Ночь далась мне трудно. Воодушевленная водкой, я начала собирать огромные букеты и дарить их окружающим. Чаще всего моему нападению в этом плане
подвергался Никита, который после нескольких моих поползновений меня вежливо послал. Сева с Ланцем, наверное, помнят, что единственной пригодной растительностью для составления букетов на этом убогом острове была злющая огромная осенняя крапива, которую я всю и извела.
Ночью шел дождь. И была гроза. Через каждые полчаса я будила Никиту и спрашивала:
- А вы меня завтра утром на берег переправите?
Он сонно отвечал, что переправим, а я, через полчаса забыв его ответ, спрашивала снова. Наконец, он сквозь сон сказал мне:
- Ой, Насть, отстань, а то врежу...
Стало быть ему померещилось, что к нему дочь пристает. Я испугалась, что и правда врежет и отстала.
Суббота, 13 сентября
Таня:
Кто утром перевез меня на тот берег я тоже не помню. Скорее всего это были Боря и Гуря.
Дома я вымылась, приняла божеский вид и даже успела в институт ко второй паре. Стоял довольно прохладный сентябрь, я была в плаще и каких-то пижонских нитяных перчатках. Мы с однокурсником болтали у входа в корпус. Вдруг мне почему-то захотелось снять перчатку. Однокурсник во все глаза смотрел на мои руки, а потом начал, делая над собой усилие, отводить взгляд и потихоньку перемещаться от меня в сторону забора. Я и сама заинтересовалась, закатала рукав куртки и поразилась: все видимое тело было покрыто следами крапивы. Видимо, алкоголь, который является антидотом от природных ядов, выветрился из организма окончательно и началось действие крапивы.
На лекциях мне было нехорошо, руки чесались, повысилась температура, кроме того, любовь моя так и не появилась в институте, хотя мне было и не до любви. Дома я измазала себя зеленкой по самые уши, но и спалось мне ночью не очень спокойно.
Сева:
Как мы утром пробуждались, завтракали и переправляли Татьяну на берег я не помню. Могу только сказать, что было это очень рано, так как уже в 9.00 мы вышли с острова с намерением дойти за один день почти до Петушков. Еще помню была поганая погода: обложные тучи, изморось, прохладно.
Все мы были тогда молодые и красивые. Никита - красавец мужчина в самом расцвете сил, жгучий брюнет без всяких признаков седины, с кинжалом на поясе, облаченный в самодельную прорезиненную куртку. Худощавый, жизнерадостный, пока еще в меру пьющий Боря был одет в длинный брезентовый плащ цвета хаки со склада военного обмундирования. Галька - миниатюрное симпатичное создание в свитере и короткой курточке на молнии. Гуря, догуливавший последние деньки перед армией, единственный из нас постоянно ходил в вязаной шапочке - берег свою самую ценную часть тела. Ваш покорный слуга, как правило, щеголял в джинсах и стройотрядовской куртке.
В 11.00 выловили бутылку с запиской: "SOS! Кто найдет это, то будет уже поздно, мы утонем, ищите нас в районе Орехово-Зуева. Спасательный катер N369 Новоросийская эскадра черноморского флота. Командир парохода "Адмирал Нахимов" 31-1 сентября 1986 г. СПАСАЙТЕ!!!!". Орфография этого, по сей день хранящегося у меня документа, сохранена полностью.
Из моих записей следует, что в 11.35 мы прошли под мостом. Но какой это был мост, и трудно ли нам далось его прохождение, я уже не помню.
В 13.00 мы из экономии времени пообедали на плаву. Сцепившись вместе, съели с хлебом пару банок столь любимых Никитой килек в томате и запили водой из фляжки. К моему удивлению ни утром, ни сейчас никто не стал похмеляться. А Никита, прочтя недоумение в моих глазах, рассказал душераздирающую историю, как он с другом остался без байдарки, вещей и обуви и с тех пор на воде не пьет.
В 13.20 проследовали Омутище. Махали веслами без перерыва, потому что погода становилась все хуже и мы с минуты на минуту ожидали дождя, возможно даже со снегом. Таким образом мы отмахали запланированные 35 километров с немногочисленными зелеными стоянками и вдали уже показался остров, на котором мы должны были провести вторую ночь, как хлынул проливной дождь. Диспозиция была такая: первыми, как наиболее опытные, шли на "Старушке Мэри" Никита с Борей; вторыми у них в кильватере болтались на "Голубом Фламинго" мы - я, Галька и Гуря.
Причем, что для меня сейчас удивительно, Никита, являясь капитаном, сидел на переднем месте. Тогда я думал, что так и надо.
Где же еще сидеть капитану? А все дело было в том, что Никита переделал рулевое управление на своей байдарке, очень гордился своей хитрой конструкцией со стальными тросами и поэтому желал управлять лодкой сам. Мы ведь в то время управляли не столько веслами, сколько рулем.
"Старушка" первая достигла заветного берега в небольшой бухточке среди полуголых деревьев. Мы встали на рейде неподалеку и принялись ждать своей очереди. С неба так лило, что лодка начала заполняться водой и я боялся, что мы утонем прямо в нескольких шагах от спасительной земли. Ведь ни о каких фартуках и спасжилетах мы тогда и не ведали.
Никита, единственный обладатель резиновых сапог до пупка, выбрался из лодки с намерением поближе подтянуть ее к берегу, чтобы Боря мог сойти на землю не замочив ног. Он ухватился за борт и потянул лодку на себя. В этот момент его ноги заскользили по илистому дну и Никита рухнул в воду, опрокинув вместе с собой и "Старушку" с Борей. Когда они оба вылезли на берег, то представляли собой жалкое зрелище: Никита был мокрый абсолютно, а Боречка - наполовину, причем линия водораздела проходила на нем почему-то вертикально. Терять им было уже нечего и они перетаскали на берег на себе и нас (даже Гурю!), и вещи, и лодки.
Пока мы занимались высадкой ливень прекратился. Мы выбрали среди чавкающей грязи наименее топкое место и на прорезиненной подстилке под дно поставили большую Никитину палатку. Палатки, как и рюкзаки у нас были тогда исключительно брезентовые и тяжелые. Гидромешков у нас тогда тоже не было, поэтому у Никиты с Борей промокло почти все. Я помню мы с Гурей и Галькой делились с ними какими-то вещами, чтобы они могли переодеться.
Недостатка в дровах на острове не было. За полчаса мы навалили вокруг палатки горы всяких бревен и сучьев. К сожалению все они были мокрые насквозь и не желали загораться, даже обильно политые бензином. В конце-концов Никита взял из ремнабора большой кусок толстой заплаточной резины, полил его клеем "Момент", подложил под дрова и поджег. Только тогда дрова загорелись. На этом Никита посчитал свою миссию выполненной, мы все выпили водки и вся компания полезла в палатку греться. Там они продолжили выпивать, а я (как самый непьющий) принялся готовить ужин. Я сварил классный кондер из пакетных супов, макарон и тушенки, такой густой, что в нем даже в горячем ложка стояла. Было уже совсем темно, когда я залез в палатку и сказал: "Кушать подано". В ответ я услышал лишь чье-то пьяное мычание: вся компания уже дрыхла без задних ног. Я накрыл кондер крышкой, чтобы туда не нагадили еще не успевшие улететь на зиму в теплые края птицы, и тоже залег спать.
Воскресенье, 14 сентября
Таня:
В воскресенье в восемь часов утра я оказалась уже в романтических Петушках, чтоб встречать команду. Это был первый приезд в славный город, как идти к реке я не знала. Пока собиралась у кого-нибудь спросить, куда мне направиться, все попутчики с электрички испарились, поэтому я решила идти по дороге, между домами.
Далее я встречалась только с местными петушинскими сумасшедшими и это одно из сильнейших переживаний.
Первыми на дороге мне встретились бабушка с внучком. Я спросила у них, правильно ли я иду к реке. Внучок только лишь открыл рот, чтоб ответить, как бабушка тут же взбеленилась и начала бить бедного мальчика хозяйственной сумкой по голове с истошными криками:
- Сколько раз я тебе говорила, завязывай шнурки, завязывай!
Внучок вырвался от бабушки и побежал в сторону станции, бабушка резво понеслась за ним, размахивая на ходу сумкой с криком и улюлюканьем. Остановить ее, чтоб она ответила на мои вопросы, я не решилась.
Следующим был здоровый дядька в огороде. Дядька огромным зубилом пробивал дыру в совершенно новой сорокаведерной блестящей бочке и его отвлекать я вовсе не посмела.
Наконец, я решила, что пойду, как иду, а ели через полчаса не дойду до реки, то пойду в другую сторону. За мной плелся какой-то хмырь, которого я хотела дождаться, чтоб спросить о дороге, но как только я замедляла ход и оборачивалась, как он тут же прятался в кустах. Это меня почему-то насторожило, и на всякий случай я вытащила из сумки подзорную трубу, чтоб в крайнем случае огреть гражданина, если он неожиданно вылезет из кустов рядом со мной. Но субъект вел себя миролюбиво и на контакт, к счастью не шел.
Навстречу шла женщина с ребенком. Дорога была очень удобная, лес подступал прямо к обочине, город кончился. Женщина неожиданно остановилась:
- Девочка, ты куда это, интересно, идешь? - спросила она подозрительно.
- К реке, - ответила я, - у меня там встреча с ребятами.
- Иди осторожнее, - сказала женщина, - за тобой идет один парень, у него всякое может быть на уме...
- Он маньяк что ли? - всполошилась я.
- Да нет, он испугать может, - женщина покосилась на ребенка и пояснила, - он за девушками ходит и пугает их...
- Ой, это мне не подходит, - решила я. - Можно я лучше с вами обратно на станцию пойду...
Женщина пожала плечами и мы пошли в сторону станции.
Проходя мимо сидящего в кустах маньяка женщина угрожающе замахнулась хозяйственной сумкой и тонко закричала:
- А ты, гад, иди домой, а то как огрею!
Псих пошевелился в кустах, но домой не пошел. Он даже вышел к нам с улыбочкой и я поняла, что этот молодой человек действительно психически больной.
Навстречу нам ехал мотоциклист. Женщина помахала ему рукой. Мотоцикл остановился.
- Володь, - сказала женщина водителю, - довези девочку до моста.
Водитель кивнул, я забралась на сиденье и мы поехали. Все пять минут, пока мы ехали Володя так и продолжал кивать, на дорогу он не смотрел, а его перегаром меня чуть не сносило с сидения. Около моста я постучала ему в спину. Он остановился, я слезла и сказала ему спасибо. Глаз он так и не открыл, а лишь снова кивнул. Я помолилась, что осталась жива, а про себя пожелала Володе тоже доехать живым до места назначения.
Встреча была назначена на одиннадцать и пока, конечно, никого не было. На берегу сидели детишки и собачка. Собачку звали Альфой, а детишки были брат с сестрой. Как из звали, я уже не помню. Мы неплохо развлекались до самого прихода ребят: рассмотрели все окрестности в подзорную трубу, дрессировали Альфу, братец рассказывал мне про зверобазу в Леоново, про то, как там разводят рысей и медведей для Мосфильма. Сестренка его была менее контактная и братец про нее сказал:
- Да ну ее, она у нас дебилка.
Таким образом, этот мальчик оказался единственным местным жителем с нормальной крышей.
Сева:
Утро было солнечное. Мы опутали весь остров веревками и развесили сушиться барахло. Продуваемое ветерком и согреваемое солнцем, оно быстро высохло и мы стали собираться в путь. Завтрак, к счастью, был уже готов. Мы только разогрели вчерашний кондер и с аппетитом его съели. Остров мы покинули примерно в половине второго.
Оставшаяся часть пути не таила в себе никаких опасностей и мы потихонечку достигли Петушков, где на берегу увидели Татьяну.
Таня:
После того, как мы сначала съели на четверых мои два бутерброда, а потом и несколько баранок, которые мальчик принес из дома, часам к трем появилась славная флотилия. Выглядели ребята неплохо, если не считать того, что ни у кого не было сигарет и последнюю "Стюардессу" курили на четверых. О том, что у ребят могут кончиться сигареты я не подумала.
Как мы собирались, как шли до станции и как ехали домой, я уже совсем не помню.
Сева:
Я этого тоже не помню, но могу предположить, что на обратном пути Гуря еще больше страдал под тяжестью "Голубого Фламинго", так как топали от реки до станции мы около пяти километров.